Скилганнон почему-то был одет по-другому, его мечи подевались куда-то, и он больше походил на батрака, чем на воина.
— Я что-то не пойму ничего, — сказал ему Харад. — А где Аскари?
— Не знаю, кто такая Аскари.
— Ты что, спятил? Девушка, которая путешествует вместе с нами.
— Я и тебя не знаю, дружище. Меня зовут Геоваль, и я живу... то есть жил... у моря. Теперь я перебрался сюда, в этот страшный серый край.
— Выходит, это я спятил. А может, просто сон вижу?
— Да, паренек, что-то вроде сна. Нелегко говорить такое, поэтому скажу напрямик. Чарис погибла на том горном склоне. Поэтому она здесь, в Пустоте. Как ты здесь оказался, это статья особая.
С неба внезапно раздался клекот, и Харад вскочил. Крылатое чудище неслось прямо на Друсса, распустив когти. Старый воин рубанул его С нагой по ребрам, и демон исчез бесследно.
— О чем это я? А, да. Тебе здесь не место, Харад. Жизнь еще слишком сильна в тебе. Поверь, тебе нельзя оставаться.
Харад, попятившись от Друсса, взял руку Чарис и припал к ней губами.
— Это неправильно. Так не должно быть. Мы вернемся обратно вместе. Покончим с этим дурным сном и заживем, как мечтали.
Чарис обняла его и поцеловала в заросшую щеку.
— Ах, как бы мне хотелось вернуться! Но я не могу. — На глазах у нее выступили слезы. — Ты ничего не помнишь, да? Поверь, Харад, милый, я никак не могу вернуться. Ты все поймешь, когда сам возвратишься туда.
— Я без тебя не пойду.
— Нет, Харад. Пожалуйста, не говори так. Ты ведь жив. Ты должен прожить свою жизнь до конца.
— Без тебя мне не будет жизни. И как я очутился здесь, раз я живой?
— Тебя сюда привела любовь, — сказал Друсс. — Я это хорошо понимаю. Нелегко мужчине перенести смерть любимой. Но Чарис права. Ты не должен здесь находиться. Чарис уже чувствует зов Золотой Долины. Я ее провожу туда. А тебя зовет жизнь. Я знаю, ты противишься ей, Харад, но она сильнее.
Харад, понурившись, поцеловал Чарис.
— В тебе вся моя жизнь. Я не хочу существовать без тебя. Не хочу!
— Любовь не умирает, Харад, — прошептала она. — Я буду ждать тебя в той долине.
Он хотел ответить, но голова у него сделалась легкой и все тело словно утратило вес.
— Нет! — закричал он. — Не теперь еще!
Вес вернулся к нему. Он почувствовал, что лежит на твердой земле, и горный воздух наполнил его легкие.
Харад открыл глаза. Справа от него сидел Скилганнон — настоящий, с рукоятью меча за плечом, — слева Аскари.
— Мы уж думали, что потеряли тебя, — сказал воин. — Твой пульс на время стал совсем слабым.
— Где Чарис?
— Она умерла, Харад. Мне очень жаль. Мы с Аскари похоронили ее.
Харад хотел сесть, но боль прошила его правый бок, и он с ругательством повалился назад.
— Тебя сильно помяло, дружище, — сказал Скилганнон, — и пара ребер может быть сломана. Ты нуждаешься в отдыхе.
— Как она умерла? Я ведь оттолкнул ее. Дерево ее не задело.
— Ее убил камень. Мгновенная смерть.
— Я видел в Пустоте твоего двойника. Вместе с Друссом. Его зовут Геоваль, он жил у моря.
— Друсс говорил мне, что кого-то оберегает там. — Скилганнон вздохнул. — Этого человека убил Ландис Кан, чтобы отдать мне его тело. Он занял в Пустоте мое место. — Он положил руку на плечо Харада. — Поспи немного. Скоро наступит ночь.
— Для меня теперь всегда будет ночь.
Скилганнон и Аскари отошли, оставив Харада одного.
— Мы солгали ему, но это спасительная ложь, — сказала она.
— Бархатная ложь, как говорил когда-то один мой друг. Правды он не выдержал бы.
У свежей могилы Скилганнон подобрал с земли Снагу. Одно из лезвий покрывала засохшая кровь. Скилганнон воткнул топор в землю, а затем дочиста вытер пучком травы.
— Нам кажется, что жизнь — это нечто постоянное, а она может оборваться в мгновение ока.
— Я знаю, но это жестокая смерть.
— Смерть всегда жестока, каждая на свой лад. И солгал я только наполовину. Топор, вылетев из руки Харада, скорее всего потом отскочил от камня. Чарис даже не поняла ничего. Она умерла мгновенно и без мучений.
— Но бессмысленно.
— Почти все умирают бессмысленно. Даже те, кто, казалось бы, делает это с целью. Сам я погиб, спасая народ, который стал для меня родным. Теперь его больше не существует. Ангостинцы, как и множество других, стали прахом истории. Моя жертва в конечном счете оказалась бессмысленной. Все человеческие деяния в конечном счете ни к чему не приводят.
— Не согласна. Мне с детства запомнилось, как Киньон спас одного мальчика. Тот взобрался на скалу, очень высоко, а слезть обратно не мог. Киньон полез за ним. Шел дождь, он скользил и пару раз чуть не сорвался, но все-таки добрался до мальчика, посадил его себе на спину и спустился с ним вниз. Следующей весной мальчик умер от лихорадки. Выходит, Киньон рисковал собой понапрасну?
— Нет, конечно же, нет. Мой учитель фехтования говорил, что существует только Сейчас. Прошлое — память, будущее — мечта, только настоящее можно потрогать руками. Нам доступно одно — жить Сейчас, миг за мигом, и стараться делать это достойно. Киньон совершил достойный поступок. Твой упрек справедлив. Мы должны жить сейчас, не задумываясь о том, что через тысячу лет этой цивилизации уже не будет.
— И что же мы сейчас будем делать?
— Мы?
— Ты не хочешь, чтобы я оставалась с тобой?
— Я не хочу, чтобы тебя убили.
— Если мы покончим с Вечной, этого не случится. Я не очень хорошо понимаю, что такое судьба, и мне нет дела до Вечной и ее волшебства. Нет и не было никогда. Я хотела одного: жить в горах, охотиться, плавать, есть досыта, смеяться от всей души. Но мне кажется, мы сошлись вместе не без причины — ты, я и Харад. Трое Возрожденных, все из одного времени. Расскажи-ка мне снова про то пророчество, и мы попытаемся разобраться в нем.
— Не в чем там разбираться. Из того, что когда-то напророчила Устарте, сделали глупые стишки. «Герой, возрожденный из серых пустот, Мечи Дня и Ночи с собой принесет». Остального Ландис мне не сказал — упомянул только, что герой должен убить горного великана с золотым щитом и похитить яйцо серебряного орла.
— Может быть, разгадку надо искать в моей сказке про орла.
— Про птицу, которая летает вокруг солнца?
— Нет. Солнцем он кормится, а летает вокруг земли.
— И исполняет желания волшебников. Ну да, я помню.
