— Красношкурый, — сказал Шакул, тронув его за плечо. Потом похлопал себя по груди: — Шакул. — Он показал на побежденного им зверя: — Брога. — Последним был сидящий невдалеке Грава.
Ставут понял, что иерархия в стае устанавливается по праву сильного, и ему сделалось не по себе.
— Значит, мы с тобой тоже когда-нибудь подеремся? Шакул издал ряд отрывистых звуков, заменявших ему смех, и ушел.
Все утро стая провела в пути. Ставут не имел понятия, как быстро движется армия Вечной и следует ли им бояться ее. Скорее всего войска только пройдут через этот край. Рисковать, однако, он не хотел и намеревался как можно больше увеличить расстояние между ними и своей стаей. Это, к несчастью, означало, что стая должна подняться высоко в горы. Джиамады тащили его повозку попеременно, но тропа делалась все более трудной и узкой. Ставут жался к скальной стене, подальше от зияющей справа пропасти. Шакул шел рядом с ним.
— Красношкурый больной?
— Нет. Просто боюсь высоты.
Шакул подошел к самому краю, посмотрел вниз и сказал:
— Далеко.
Потом он ушел разведать дорогу. Грава, свесив свой длинный язык, произнес нечто неразборчивое.
— Верно подмечено, — ответил Ставут, и Грава тоже ушел, избавив Ставута от признания, что он не понял ни слова.
Впереди раздался грохот обвала, и Ставут, подняв руку, остановил джиамадов. Грава побежал посмотреть, что там, вернулся и возбужденно залопотал.
— Давай-ка помедленней, — перебил его Ставут.
Тот послушался, но Ставут разобрал только одно слово: Шакул.
Вместе с Гравой они подошли к самому оползню. Часть карниза тоже обвалилась. Грава показывал вниз. Ставут на коленях, упираясь ладонями, подполз к обрыву и заглянул туда. Его сразу же затошнило. Шакул висел на маленьком выступе футах в тридцати ниже. Ставут выругался, но потом вспомнил, что в повозке у него есть веревка. Джиамады, теперь втроем, героически тянули возок в гору. Ставут подбежал к ним, поставил фуру на тормоз, порылся внутри и вылез со связкой. На месте происшествия, кроме Гравы, собрались уже и другие. Выбрав зверя посильнее, Ставут перекинул ему веревку через плечи, а конец сунул в руку.
— Я брошу веревку Шакулу. Когда он схватится за нее, тяни. Понял?
— Тяни, — повторил зверь.
Ставут, разматывая веревку, вышел на край обрыва.
— Сейчас я тебе ее брошу, — крикнул он Шакулу, но Грава замотал головой. — Что такое? — Грава показал, будто цепляется за что-то когтями, и заговорил — очень медленно. Ему пришлось повторить несколько раз, прежде чем Ставут понял, в чем дело. Если Шакул отпустит хотя бы одну руку и попытается схватить веревку, он сорвется. — Можешь спуститься к нему? — спросил Ставут Граву, но тот отшатнулся, тряся головой.
Ставут, снова выругавшись, сделал на конце веревки большую петлю, сбросил ее вниз и сказал зверю, державшему другой конец:
— Когда я крикну, тяни.
— Тяни, — подтвердил тот.
— Блестяще, — пробормотал Ставут. Глубоко вздохнув, он взялся за веревку и полез в обрыв. — Главное, вниз не смотреть. Аскари так говорила. — Он легко находил опору для ног и скоро добрался до Шакула. В глазах зверя Ставут увидел страх.
— Далеко! — прохрипел Шакул.
— Я накину на тебя веревку, а ты держись.
Тут Ставут понял, что ему все-таки придется посмотреть вниз, и у него скрутило желудок. Он медленно повернул голову, сосредоточившись на висящих над бездной мохнатых ногах Шакула. Слез чуть пониже, пропустил ступни зверя в петлю и повел ее вверх. Дул холодный ветер, мелкие камни сыпались вниз. Левая рука Шакула соскользнула и ухватилась за скалу снова. Ставут закрепил петлю на середине его туловища и крикнул:
— Тяни!
За этим ничего не последовало. Только теперь Ставут сообразил, что отдал веревку Броге, с которым Шакул дрался ночью. Болван! Единственный джиамад в стае, желавший сместить Шакула, держит сейчас в своих руках его жизнь.
— Тяни веревку! — снова заорал Ставут. Шакул сорвался и упал, увлекая его за собой.
Веревка натянулась. Шакул поймал Ставута на лету, прорвав когтями рубашку и кожу под ней. Теперь они висели над бездной оба. Рубашка зловеще трещала.
Над краем показалась голова Гравы, и Ставут закричал:
— Вытащи нас!
Веревка натянулась опять, и они медленно, дюйм за дюймом, поползли вверх по скале. Шакул, как мог, упирался ногами. У самого края Грава ухватил Ставута за шиворот и вытащил на карниз. Брога в кровь ободрал себе руки веревкой, но не выпустил ее.
— Молодец. — Ставут потрепал его выше локтя. — Спасибо.
— Брога тянуть. — Он бросил веревку и стал зализывать ободранные ладони. У Ставута тряслись ноги, и тошнота одолевала его пуще прежнего. Чтобы как-то отвлечься, он стал сматывать веревку. Потом спохватился, что второй ее конец по-прежнему привязан к Шакулу, и развязал узел.
— Ничего себе приключение, а?
— Идем дальше, — сказал Шакул. — Найдем место. Поесть. Поспать.
— Ну что ты. Не надо столь горячо изъявлять свою благодарность. Это меня смущает.
— Скажи опять, — попросил Шакул.
— Ладно, не важно. Найдем место, где можно поесть и поспать.
Шакул кивнул и снова зашагал по тропе.
* * *
Вечером, сидя у костра, Ставут все время поглядывал на Шакула. Зверь после падения со скалы вел себя не совсем обычно. Он огрызался на других и теперь тоже сидел в полном одиночестве. Часть стаи во главе с Гравой отправилась на охоту, остальные, в том числе и Брога, улеглись спать. Ставут тоже был бы не прочь, но оцарапанный бок болел и мешал заснуть. Он пошел и сел рядом с Шакулом. Зверь поднял на него свои янтарные глазищи.
— Что случилось, дружище? Повредил себе что-нибудь?
— Нет. Шакул спать. — Он закрыл глаза.
— Я же знаю, что ты не спишь.
Шакул зарычал так, что Ставут отпрянул. Потом заморгал и опустил плечи. Некоторые из спящих, проснувшись от рыка, посмотрели на них, убедились, что драки не намечается, и заснули опять.
— Поговори со мной, — сказал Ставут. — Скажи, что тебя тревожит.
— Много страх, — тихо пожаловался Шакул. — Далеко падать.
Тогда Ставут понял, что Шакул напуган собственным страхом, который перенес на скале. Раньше он такого никогда не испытывал, и новое ощущение выбило его из колеи.
— Страха бояться не надо, — сказал Ставут. — Главное то, как мы с ним справляемся. Меня этому друг научил. Вы бы с ним не поладили, — засмеялся он, — хотя, в сущности, очень похожи.
— Шакул был трус, — повесил голову зверь.
