— Только будь краток, — вздохнула она.
— Теперь я стал мыслить более ясно и прошу прощения за то, что вел себя... глупо. Ваш дар для меня драгоценен, но я чувствую, что позднейшее мое поведение создало холодок между нами. Мне хочется растопить этот лед. Я снова Унваллис, ваш преданный друг, и только.
Это тронуло Джиану, и на душе у нее стало легче.
— Добрый друг, — сказала она, поцеловав его в щеку.
Он покраснел, поклонился еще раз и вышел. Джиана открыла ларец из резной кости и достала старый, позеленевший бронзовый амулет. Зажав его в руке, она произнесла имя Мемнона.
Ответ она получила не сразу. Затем в шатре как будто ветром повеяло, хотя лампы светили по-прежнему, не мигая. Джиана поежилась от внезапного холода. Тень легла на белую шелковую подкладку шатра и превратилась в бледный, мерцающий образ Мемнона.
— Что-то случилось, ваше величество?
— Скилганнон идет к храму с небольшим войском.
— Я знаю, ваше величество. Легендарные и пятьдесят джиа-мадов. Нет нужды беспокоиться.
— Не пора ли привести наш план в исполнение?
— Нет, ваше величество. Здесь крайне важно — жизненно важно — правильно выбрать время. Все будет так, как вы пожелали. Когда к вам прибудет мой гонец, покиньте лагерь и следуйте за ним. Я вам явлюсь и позабочусь о том, чтобы все прошло хорошо.
— Вечная Гвардия не станет атаковать, пока не придет время.
— Я нахожусь рядом с их командиром. Он все понимает. Не волнуйтесь, ваше величество, и насладитесь своей победой. Очень скоро за ней последует еще одна.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Все то долгое время, пока они плыли на баржах, Харад тихо предавался своему горю. Он сидел на тесной палубе в окружении джиамадов и смотрел, как берег медленно проплывает мимо. Он нарочно сел на звериную баржу, ведь Смешанные не охотники разговаривать. Болтовню и шуточки Легендарных он выносил с трудом. После смерти Чарис ему все давалось трудно. Пение птиц в камыше удивляло его. Как это может быть, что птицы поют по-прежнему, и солнце все так же светит? Горе давило его, но он не делился им даже с Аскари, иногда подходившей к нему. Самым милосердным сейчас для него было молчание.
Они наняли пять судов. Первые пятьдесят миль вверх по реке их тащили волы. После этого, как сказал Скилганнону хозяин барж, им придется оставить животных на берегу и плыть самостоятельно через горы до самого Ростриаса. Солдаты собрали деньги, сколько у кого было, Ставут продал повозку вместе с товаром, но и тогда у них набралось недостаточно для аренды барж и закупки провианта.
Ставут торговался с купеческим старшиной несколько часов. Декадо, полагавший, что баржи нужно просто взять силой, понемногу терял терпение, и Скилганнон всячески его сдерживал. Старшина заодно командовал местным ополчением. Победить их не составило бы труда, но Скилганнон желал избежать ненужного кровопролития. Дека до, бледнее обычного, то и дело потирал глаза.
Утомленный торгом Ставут пришел на хлипкую пристань, где ждали все остальные, и сказал Скилганнону:
— Он говорит, что возьмет в придачу твоего жеребца.
Скилганнон помолчал немного и пошел к старшине сам. Купец, высокий и тощий, носил вышитую шелковую рубашку, длинные седые волосы удерживал филигранный серебряный обруч.
— Я вижу, ты разбираешься в лошадях, — сказал ему Скилганнон.
— Я поставляю их Вечной Гвардии, а это народ разборчивый. Ну так что, по рукам?
— Нет. Этот конь стоит дороже, чем твои баржи.
— Тогда я не вижу, как мы можем заключить эту сделку.
— Армия Вечной идет на Агриаса, — хмыкнул Скилганнон. — Скоро на западе будет большое сражение. Насколько я знаю Вечную, победит она. Ты служишь Агриасу и скоро можешь оказаться в весьма скользком положении, но при этом торгуешься из-за нескольких медяков.
— Такая судьба купецкая, из-за медяков торговаться. Так мы богатеем и покупаем себе шелковые рубашки. Кто будет править в этих местах, вопрос будущего, а сегодня у меня есть пять барж, готовых доставить вас к Ростриасу. И я уже назвал последнюю цену.
Тут вмешался Декадо, слушавший их разговор.
— Дай мне пустить ему кровь, и мы сядем на эти несчастные баржи. — Он достал один из своих мечей и двинулся к купцу, но Скилганнон с Мечом Ночи заступил ему дорогу.
— Не горячись, родич. — Хараду подумалось, что сейчас Декадо бросится на Скилганнона, но тот отступил с каким-то странным блеском в глазах.
— Зачем ты так хлопочешь, чтобы сохранить ему жизнь? Не понимаю.
— Он мне нравится.
Декадо недоверчиво покрутил головой и ушел.
— Это хорошо, что я тебе нравлюсь, — сказал купец, — но не надейся, что я сбавлю цену.
— Сделаем так. Я временно поменяю моего жеребца на одного из твоих, лучше мерина. Пока я не вернусь, можешь использовать моего как производителя, а потом я его заберу.
— Долго ли вас не будет?
— Полагаю, не меньше месяца.
— Опасное дело?
— Еще какое опасное, старшина! — засмеялся Скилганнон. — Я могу и не вернуться.
— Э, брось. — Купец протянул ему руку. — Сделаем, как ты говоришь. Я сейчас же велю привести тебе мерина, а на рассвете в путь. Если твои звери причинят урон моим судам, я потребую возмещения, когда вы вернетесь.
На второй день пути, вечером, Харад пришел на корму, где обычно сидел, и нашел там Декадо. Аскари массировала ему виски. Тут же был и Ставут. Харад молча прошел мимо них и сел, прислонившись к мешку с овсом. Потом он заметил, как бледен Декадо, и спросил Аскари:
— Что это с ним?
— Не знаю. В первый раз, когда я его нашла, было то же самое.
— Может, вы вспомните, что я здесь? — сказал Декадо.
— Я смотрю, тебе уже лучше, — засмеялась Аскари.
— Да, отпустило немного.
— Ты бы поел чего-нибудь, — предложил Ставут.
— Что добро-то переводить? С тем же успехом можно выбросить еду за борт. Мой желудок ничего не удержит, пока боль не пройдет. Ничего, я уже изучил, как это бывает. Этот приступ еще не из самых худших. Скоро буду здоров.
— И часто ты так? — спросил Ставут.
— Частенько. Накатит, потом пройдет. — Декадо с обожанием смотрел на Аскари.
Хараду стало неловко, и он взглянул на Ставута. Тот отвел глаза, встал и подал Аскари руку.
— Пошли поедим.
Харад прислонился к мешку головой и закрыл глаза.
— Я слышал, твоя женщина умерла, — сказал Декадо. Глаза Харада мигом раскрылись. Говорить о Чарис с этим одержимым ему хотелось меньше всего.