Грудь опять стеснил тот первобытный ужас, который Шидай испытал более четырёхсот лет назад, когда узнал, что его дом захватил враг. Он бросился за помощью к ближайшему другу своего отца. Он был убеждён, что Ерон не откажет. Он был уверен в этом, ведь невестка Ерона была сестрой Ияшии. Родной сестрой, появившейся с ней на свет в один день. Шидай умолял, просил… Незабытое отчаяние вновь охватило весь его разум.
Ерон отказал. А Юара даже не попыталась уговорить его спасти сестру.
Причину такой жестокости Шидай узнал только через год, когда, обезумев от потери, явился ночью к Юаре. Воспоминание заставило мужчину гадливо поморщиться. Лучше бы он никогда не знал! Пальцы опять впились в плетень, как когда-то в горло Юары, но разжались. Несмотря на всю свою ненависть, он так и не смог убить её. Слишком уж её лицо было похоже на лицо Ияшии.
После отказа Ерона Шидай бросился на штурм в одиночку. У него не было времени искать помощников. На тот момент дом был в руках врага уже сутки. Наверное, Шидай бы и умер тогда, во время отчаянного одиночного штурма, но подоспели друзья Вотых. Весть о нападении дошла до Хеша, и он, понимая, что сам не успеет, отправил посланника семье Игразый, которая и присоединилась к Шидаю в последний момент.
Они победили, но…
Шидай искал жену и дочь среди тел два дня, а когда нашёл – с трудом узнал.
Его молодая жена, не прожившая на свете и ста лет, и двухлетняя дочь. Ияшия и Дашия, которых он не смог защитить.
Его вина неоспорима.
Дверь скрипнула, и Ранхаш встал на пороге, выискивая взглядом запропастившегося лекаря.
– Шидай, – увидел он сгорбившуюся фигуру у темнеющего плетня.
Тот вздрогнул, но не повернулся. Ранхаш ощутил, что что-то неладно. Неприятное липкое подозрение, что с Шидаем происходит нечто плохое, часто посещало Ранхаша в детстве, когда он после длительной болезни открывал глаза и сталкивался с пустым взглядом лекаря.
– Отец, – опять позвал Ранхаш.
В этот раз его услышали. Шидай выпрямился, тряхнул головой, сбрасывая нападавший снег, и развернулся.
– Просвежиться вышел, – неубедительно улыбнулся оборотень и медленно направился к двери.
Добравшись до порога, лекарь неожиданно обнял харена и, уткнувшись ему в плечо, тяжело вздохнул. Ранхаш напрягся и тихо спросил:
– Кошмары?
– Они самые, – криво улыбнулся Шидай. – Самые горькие и самые сладкие… Как странно порой бывает. Шестьсот лет проживёшь счастливо, а потом за два дня переживёшь такой ужас, что все прежние счастливые годы будто бы исчезнут и ты будешь считать, что вся твоя жизнь – горькая отрава. Две ужасные потери, и шести веков счастья словно и не было.
Он поднял голову и, улыбнувшись куда искреннее, погладил напряжённого Ранхаша по щекам.
– Но потом появляется в твоей жизни что-то достойное, и ты вспоминаешь, что, оказывается, и раньше мог радоваться. Вот только исчезни это кое-что достойное, и всё опять померкнет.
В груди у Ранхаша заныло. Он не любил, когда на Шидая нападали кошмары прошлого. Запрещал напоминать, сам никогда не затрагивал эту тему. Так как не знал, чем помочь.
Приобняв отца, харен неловко погладил его по спине и потянул внутрь.
– Зайди, холодно.
Пока Шидай снаружи предавался воспоминаниям, молодежь успела поесть, и на столе стояла только его чашка. Аппетита не было, наоборот, при взгляде на дымящуюся картошку затошнило, и лекарь знаком попросил Ирривана убрать еду. Тот молча притянул чашку и спокойно начал убирать еду в себя. У единственного крылатого Вотого аппетит всегда был отменным.
– Так, всем спать, – распорядился Шидай и первым вытянулся на разложенных на полу одеялах.
Рядом, в каком-то локте от него, лёг всё ещё обеспокоенный Ранхаш. Майяри сразу отметила странное настроение господина Шидая и заволновалась, думая, что это из-за неё. Но с расспросами, конечно же, не полезла. Ещё немного помявшись, девушка переступила через харена и заняла своё место рядом с ним, продолжая посматривать на господина Шидая. Тот повернул голову, смерил её взглядом, расплылся в ехиднейшей улыбке и прошептал:
– Вообще-то твоё одеяло я постелил по другую сторону от себя. Но если тебе нравится спать здесь…
Рот девчонки ошеломлённо распахнулся, и оборотень успел заметить мелькнувшую в глазах сына пылинку-искринку испуга, и в следующий миг его правая рука и бедро легли на девушку, схлопываясь, как зубья капкана. Лицо Майяри исказилось от искренней досады, и Шидай расхохотался. Ох уж эти дети!
И перед глазами появился другой ребёнок – слабенький капризный мальчик с серым пухом на голове. Шидай с широкой улыбкой посмотрел на Ранхаша, всё сильнее прижимающего Майяри к себе, и ощутил, что на сердце стало немного легче. Вот же вымахал сынуля!
Глава 21. Жуткий тёмный
– Здоров будь, – хозяин таверны, высокий крепкий мужик с наголо бритой головой и вислыми усами, встретил тёмного напряжённым взглядом.
Тот едва заметно кивнул – ну уж край капюшона точно качнулся – и положил на стойку одну монетку. Медную. Сплошь истёртую с одной стороны. Хозяин едва взглянул на неё. Этого визитёра он помнил и так, но хаги всегда серьёзно относился ко всем условностям и правилам. И тем не менее, несмотря на его похвальное почтение к «традициям» заведения, каждый его приход заставлял хозяина ждать какого-нибудь паскудства, хотя пьяных дебошей тёмный никогда не устраивал. Но всё ж… Если тому вздумается побуянить, то табуретом его не уложишь.
Оборотень качнул подбородком, указывая в дальний угол зала. Там, скрытые спинами других шумных посетителей, молчаливо резались в карты двое мужчин. Тёмного они заметили сразу, как тот вошёл, но виду не подали. А вот остальные гуляки вмиг умолкли и проводили незнакомца оценивающими взглядами. Впрочем, так же быстро они потеряли к гостю интерес: один из вышибал погрозил им кулаком, а второй красноречиво провёл по шее ножом.
Монетку тёмный подтянул пальцем и, спрятав в кулаке, направился к дальнему столу. Играющие оборотни молча подвинулись, освобождая ему место, и хаги присел. На стол брякнулась стопка засаленных карт, и один из мужчин, уже знакомый Ёрделу высокий гибкий брюнет с бородой (в этот раз она росла ровнее), начал сдавать на троих. Шлёпающиеся на столешницу цветные куски бумаги затронули в памяти тёмного одно из тех мутных воспоминаний, которые порой ворочались, но так и не просыпались. Мужчина с уже привычным спокойствием отпустил его, зная, что иначе оно будет зудеть и не давать покоя.
– У меня малая, – буркнул второй мужчина, кряжистый оборотень с рыжими кудлатыми волосами, красным носом и пышной, по всей видимости своей бородой, и швырнул на стол затёртый «орешник» – меньшую карту в колоде. – Что ставишь?
Мужчины посмотрели на тёмного. Тот неспешно поднял карты, с лёгким, скрытым от собеседников интересом осмотрел блеклые картинки и выложил на стол холщовый грязный кошель. Играть он не умел. Да и не требовалось. У «Рьяного Игга» пили, ели, играли и дрались большей частью для вида. Важные беседы не вели: ушей много, – но о встречах уговаривались, мены устраивали да работу искали. Или работников. Сам Ёрдел влился сюда по случайности. Более семи лет назад без цели проходил через Жаанидый да и зашёл поесть. А расплатился деньгами, что вытащил у бандита, на беду свою решившего прощупать тёмного. И среди них оказалась та самая истёртая монетка, служившая своего рода рекомендацией. «Рекомендуемого» проверили на месте, и почти сразу же, прямо посреди разгромленной таверны, нашёлся и первый заказчик.
