Сердце кольнуло нечто отдалённо знакомое. Родом из детства. Даже вспомнилось…
– Боги, Ранхаш, за каким хреном ты туда полез? – отец дрожащими руками пытался вытереть его влажное лицо, словно не осознавая, что сперва следовало высушить волосы, с которых вода опять натекала. – Я же запретил ходить на обрыв!
Мальчик сам дрожал от пережитого страха. Отец много раз говорил, что обрыв над рекой – место опасное. Но он никак не ожидал, что земля обвалится под ногами и его утянет в воду. Боги милостивы, папа услышал его крик и спас.
– Господи, Ранхаш…
Отец обессиленно опустился на землю и закрыл дрожащими руками лицо.
– Я же так испугался.
Удушающая волна вины поднялась из груди, вышибла слёзы на глазах, и Ранхаш, расплакавшись, прильнул к отцу.
– Прости меня, папа…
– Прости…те, – выдавил Ранхаш.
Отец судорожно вздохнул и часто-часто заморгал. Не то чтобы он желал услышать эти слова, но они всё же смягчили его терзания и подарили надежду, что что-то изменится.
А вот в глазах Майяри, словно отразившись, появилась вина, и она, зажмурившись, уткнулась лицом в грудь лекаря. Тот обеспокоенно потрогал её щёки.
– Ранхаш, принеси воды, – попросил Шидай, и харен торопливо вышел из комнаты. – Майяри, что такое? Это на тебя так крепенькое действует?
– Господин Шидай, что мне делать? – девушка всхлипнула. – Я уже так его люблю.
– Что… Ох! – лицо мужчины озарилось таким ликованием, словно это ему в любви признались. – Так это ж здорово!
– Это не здорово. Я состою в хаггаресском браке, и он истекает только в этом году, в конце второго месяца осени! Я не могу выйти замуж за него прямо сейчас! Я очень хочу, но не могу! И не знаю, как признаться в этом! Что мне делать?
– Подожди… – Шидай ошалело моргнул и облизнул пересохшие губы. – Что-то я как-то странно себя чувствую… Подожди-подожди… Так, это крепенькое, да? Бредишь?
– Нет, – почти неслышно выдохнула Майяри. – Я с ума схожу.
– О, Создатель… – потрясённо выдохнул лекарь. – Тут и у меня сердце затрепетало. Боги, Майяри, подожди… Тут нужна особая деликатность. Я пока не знаю, как ему об этом сказать. Он расстроится… Он чудовищно расстроится! Тш-ш-ш!
В комнату вошёл харен со стаканом воды в руке и обеспокоенно посмотрел на ошеломлённого отца.
– Что-то случилось?
– А? Нет, – Шидай решительно мотнул головой. – Майяри, похоже, запьянела и говорит, что хочет драконье яйцо.
– И ты так удивился? – Ранхаш подозрительно прищурился. – Пьяному бреду?
– Да нет, что ты! Просто она заявила, что один раз уже его ела…
Глава 44. Пустота, приносящая боль
Зверинец называли самым паршивым местом подземного города – города Свободы и Прощения. Называли шёпотом, утайкой, чтобы не расстраивать доброго господина Дешия, отчего-то привязанного к этим тварям и благоволившего им. Последователи, конечно, понимали причины такого мягкосердечного отношения – господин не скрывал своих мыслей и порой был беспечно откровенен, чем умилял следующих за ним. Господин Деший в бесконечной доброте своей стремился вернуть утерянное самым покалеченным из них, но звери – орудия к достижению благородной цели – всё равно вызывали оторопь и вполне объяснимую ненависть: монстры вырывались из своих клеток всего два раза, но оба из них крепко засели в памяти.
Агорий торопливо миновал ряд поднятых решёток – двенадцать крепчайших замков, – установленных в единственном коридоре, ведущем из зверинца.
– Эй, Агорий, – окликнул его кряжистый малый, лицо которого в темноте походило на клок тумана с щупальцами волос и бороды, – господин идёт?
– Да, – недовольно буркнул Агорий.
Как ближайший помощник господина Дешия он всегда самым первым ходил туда, куда направлялся господин. Агорий вменил себе в обязанность следить за безопасностью беспечного главы. Пусть уж лучше пострадает он сам, чем смерть господина Дешия повергнет в отчаяние и тоску весь город. Увы, сам господин словно бы и не осознавал свою ценность в глазах последователей. Вспомнить хотя бы тот санаришский случай, когда погибла прорва их ребят, а сам господин лишь чудом избежал смерти. Агорий мрачно пообещал себе в очередной раз, что теперь-то он глаз не спустит с главы.
Посещений зверинца он не одобрял. Монстры при виде их кроткого господина сходили с ума от ненависти, начинали биться о прутья решётки, стены своих узилищ, поднимали дикий вой и рык. Безмозглые твари, не могущие оценить важной роли, которую им преподнесли как дар! Сам же господин с неизменно печальным вздохом утверждал, что их ненависть – плата за свободу, которой он их лишил. Те жители, что осмеливались жалеть монстров, соглашались с ним, но признавали необходимость такой жертвы и смотрели на господина Дешия, возложившего на свои плечи всю вину, с печальным восторгом.
На пороге Агорию пришлось ненадолго остановиться, чтобы привыкнуть к более яркому освещению. Оно лилось от магических шаров, гроздьями висящих перед каждой решёткой и разливающих голубое сияние. Взору открылся огромный круглый зал с потолком, кажущимся низким для такого простора. В стенах одна за другой густо сияли голубыми символами решётки, крепко запирающие камеры узилищ. Ближе к единственной двери клетки были небольшие, но размеры каждой последующей увеличивались, и узилище, расположенное на другом конце зала напротив выхода в коридор, высилось от пола до потолка и уходило вглубь каменистой породы, некогда бывшей дном древнего моря. Агорий зябко поёжился, глядя на свернувшегося клубком огромного зверя, и поспешил перевести взгляд.
Сейчас большая часть клеток пустовала, в остальных же, недовольно поблёскивая красными глазами, бродили поджарые длиннохвостые порождения тёмных духов. Скаля длинные острые зубы, они тихо порыкивали, чутко шевелили большими ушами, улавливая каждый шорох. Приход Агория не остался незамеченным. Два десятка красных глаз алчно вперились в него, а самый большой из монстров даже соизволил слегка пошевелиться. Из ближайшей камеры донеслось тонкое рычание, и Агорий бросил взгляд на недавнее пополнение зверинца. Мелкий тварёныш за прошедшие двое суток успел дорасти до размеров молоденький лисички. Эти гады вообще росли с поражающей быстротой и люто ненавидели всех, в том числе друг друга, поэтому приходилось держать их по отдельности. Только мелкие крутились в одной клетке, пока не начинали цапаться. Но сейчас новенький был единственным «детёнышем» на весь зверинец и угрожающе щерил левую половину морды, на которой горел красный глаз. С правой половины на Агория спокойно смотрел голубой глаз, и мужчина торопливо, даже испуганно отвернулся. Поскорей бы уж вырос! Красноглазые монстры вызывали только страх и злость, а такие, с голубыми глазами… Очень уж много воспоминаний в душе шевелилось, опять перед взором предстал этот Илик, Тёмные бы его побрали!
