Ноа кивнул.
– А загореться самолёт ещё может?
Он помотал головой.
Возле вышки располагался деревянный сарай. Крыша у него прохудилась. А на пожар на аэродроме обязательно приедет пожарная команда.
Значит, надо устроить пожар.
Я лихорадочно рылась в отделении, которое, наверно, можно было назвать бардачком. Оно было забито всяким старым мусором – обёртками от сластей, картами, обрывками бумаги. Наконец я нашла то, что искала.
Папа Ноа разводил на пляже костёр из плáвника старой бензиновой зажигалкой, вспомнила я.
Старая бензиновая зажигалка с кремнём и колёсиком – примерно такой же разжигал костры Коннор. Чтобы погасить огонь, недостаточно выпустить зажигалку из рук – нужно закрыть колпачок.
– Когда я скажу «Давай!», лети на тот конец полосы, – прокричала я. Я вышвырнула из самолёта двенадцать бутылок. Как минимум несколько из них точно попали на крышу сарая.
А затем я защёлкала колёсиком зажигалки. Посыпались искры, но больше ничего не произошло.
– Нет! – воскликнула я, а потом опять крутанула колёсико.
И ещё раз.
И ещё.
Щёлк! Вспыхнул дрожащий огонёк.
– Быстрее! – крикнул Ноа. – Мы не сможем долго болтаться на одном месте!
Я положила в коробку из-под крекеров горящую зажигалку и бумажки из бардачка и выставила её вместе с бутылкой в окно. Ну всё, теперь мы либо погибнем, либо спасёмся.
– Давай! Вперёд!
Я сбросила коробку. На её глянцевых боках отражался свет фар. Наконец она пролетела сквозь дыру в крыше сарая и исчезла.
– Ура-а-а!
Мы летели дальше. Я всматривалась в темноту, на двоих мужчин у вышки, и понадеялась, что в сарае полно бумаги, старой мебели, бензина или ещё чего-нибудь горючего. Мы снова развернулись, и я посмотрела вниз. Тьма была непроглядная, но вот над сараем взмыл огненный шар, и за мгновение крышу охватило пламя. Остолбенев, я смотрела, как огонь пожирает дерево.
Потом поднялись клубы дыма и загородили обзор. От стен сарая вверх полетели искры. Пламя ярко осветило вышку, лендровер, похитителей и всё лётное поле.
– Господи, Вив! – завопил Ноа. – Мы же поджаримся! Из-за топлива!
– Ты же сказал, что это неопасно, – я сглотнула. – С нами же всё будет нормально?
Вдруг самолёт качнуло, голову Ноа мотнуло вперёд, и он с размаху треснулся носом о штурвал.
– А-а-а! – заорал он, и у него из носа хлынула кровь. Ноа прижал обе ладони к носу.
– Ноа! – крикнула я.
Самолёт нёсся во тьму.
– Ноа?
Я пробралась обратно в нос самолёта и воззрилась на приборную панель. Один из приборов явно был авиагоризонтом, а про остальные я ничего не знала.
Я схватила потёртое одеяло, валявшееся сзади, накинула его на Ноа, схватилась за штурвал и потянула вверх. Вдруг справа от нас появился флаг, и до меня дошло, что мы летим прямо над деревней. Рискнув потратить секунду, я бросила взгляд вниз – и разглядела крыши домов и людей, которые показывали на нас пальцами.
– Вот это да, – пробормотала я и развернула самолёт назад, в сторону вышки и пожара. Вдоль дороги мелькали голубые огни – полиция? Пожарные? Это отлично – но все они на земле, а я в самолёте.
– Ноа, что делать? – заорала я. – Как посадить эту штуку?
– Не знаю, – донеслось из-под одеяла.
– В смысле, правда не знаешь или сейчас не знаешь, потому, что кровь из носа всю кабину залила?
Ноа покачал головой и пробормотал:
– Правда не знаю.
– То есть ты никогда этого не делал?
– Нет, – ответил он. – Когда играю, я обычно разбиваюсь.
Второй раз за последние десять минут я остолбенела от страха.
– То есть большой разницы, кто из нас будет сажать самолёт, нет?
Послышался стон. Кажется, Ноа отключился.
Я установила штурвал так, чтобы самолёт двигался над горящим сараем в сторону реки.
– Очнись, Ноа! Очнись!
Он снова застонал.
До некоторых кнопок я не дотягивалась.
– Ноа!
Но он осел в кресле и не шевелился.
– Да господи боже мой! – я потянула его из кресла, и он пошевелился. – Вылезай отсюда!
Он неловко сполз с кресла и упал навзничь. Я перелезла через его ноги и кое-как втиснулась на место пилота.
– Для чего эти педали? – я попробовала на них нажать. Самолёт клюнул носом и мотнулся из стороны в сторону, и я поняла, что педали трогать не надо.
– Ноа, очнись! – завопила я.
Я пыталась держать самолёт прямо, постепенно поднимая его всё выше, подальше от фейерверков – и деревьев, которых не видела в темноте. Опять показались мигалки – они следовали за нами.
– Ноа! – снова крикнула я. – Да очнись же ты!
Не знаю, как, но самолёт повернулся, описал широкую дугу, и в конце концов нос его стал указывать туда, откуда мы и летели. Вроде бы у нас ещё оставалось немного топлива. И, похоже, я оказалась вполне способна удержать самолёт в воздухе.
– Вив, – наконец пробормотал Ноа и вскарабкался на сиденье рядом со мной. – Прости, я отключился.
– Ага, я уже поняла, – ответила я, нажав на что-то, похожее на рычаг; и самолёт набрал немного высоты. Я попыталась сдвинуть эту штуку налево, потом направо. Самолёт клюнул носом, и на лобовом стекле заплясали отблески пламени.
– Держи скорость! – закричал Ноа.
Я мельком взглянула на него. Кабину освещали только огоньки приборов, но было видно, что Ноа бел, как бумага – ну, кроме пятен крови.
Огни мигалок виднелись возле вышки. Клубы дыма поднимались над горящим сараем и проносились мимо нас.
– Думаешь, тут можно приземлиться? – крикнула я и развернула самолёт так, чтобы вышка находилась справа, а прямо перед нами протянулась взлётная полоса. В самом конце её виднелись самолёты.
Я немного уменьшила скорость. Как быстро нам надо лететь? Думаю, 60 миль в час будет достаточно – мама всегда так водила.
– Слишком медленно! – закричал Ноа, увидев, что скорость упала до 71. Он указал на приборную панель – там было что-то, очень похожее на пробку для ванной. – Ниже 80 нельзя!
– 80?
Мама всегда говорила, что 80 – это слишком быстро.
– Точно?
– Доверься мне, – ответил он.
Доверься мне!
– Ты ведь говорил, что ни разу не сажал самолёт! – сказала я, потянув за «пробку». Самолёт внезапно рванул вперёд.
