– Конечно, согласимся, – отвечал Кебет.
– Однако двойка не противоположна тройке? – заметил Сократ.
– Нет, не противоположна.
– Стало быть, не только противоположные идеи не допускают приближения другой идеи, но также и некоторые другие вещи не допускают приближения к ним этих противоположностей?
– Совершенно верно, – сказал Кебет.
53
– Хочешь, – продолжал Сократ, – мы определим, если сможем, что это за вещи?
– Хочу.
– Не те ли это вещи, Кебет, – спросил Сократ, – которые присуждают то, к чему они относятся, не только сохранять присущую ему идею, но также идею чего-то иного, ему постоянно противоположного?
– Что ты разумеешь?
– То, о чем мы только что говорили. Ты, конечно, знаешь, что все то, в чем заключается идея тройки, неизбежно должно быть не только тройкой, но и нечетом?
– Знаю.
– Я утверждаю, что в такого рода вещи никогда не может заключаться идея, противоположная той форме, которая ее определяет.
– Не может.
– А то, что ее определяло, есть нечет?
– Да.
– Идея же, противоположная идее нечета, будет идея чета?
– Да.
– Следовательно, идея чета никогда не будет заключаться в тройке?
– Конечно, никогда.
– Итак, тройка непричастна к чету?
– Непричастна.
– Следовательно, тройка – нечет?
– Да.
– Я хотел определить вещи, которые, не будучи противоположны другой вещи, исключают, тем не менее, последнюю, т. е. противоположность самое по себе; например, тройка, не будучи противоположна чету, исключает его потому, что она влечет за собою то, что противоположно чету, все равно как двойка влечет за собою то, что противоположно нечету, огонь – то, что противоположно холоду и т. д. Теперь подумай, не определить ли нам так: не только противоположное не допускает того, что ему противоположно, но даже и то, что влечет за собою противоположное тому, к чему оно направляется, не допускает ничего противоположного тому, что оно влечет с собою. Запомни еще раз – не худо многократно повторить это – пятерка не допускает идеи чета, десятка – идеи нечета, а десятка это пятерка, повторенная два раза. Между тем десятка, хотя то, что ей противоположно, и не есть нечет, все-таки не допустит идеи нечета, все равно как полтора и то, что ему подобно, половина, треть, короче говоря, все то, что заключает в себе понятие части, никогда не допустит идеи целого. Разделяешь ли ты мое мнение? Согласен ли с ним?
– Совершенно согласен и разделяю, – сказал Кебет.
54
– Теперь, – продолжал Сократ, – начинай сначала! Только в своих ответах не пользуйся теми же словами, какими я пользовался в своих вопросах, но, подражая мне, [пользуйся другими словами]. Я хочу тебе это пояснить и не буду отвечать тебе, как прежде, со всею предосторожностью, так как вижу из того, что мы теперь говорим, что есть другой путь предохранить себя от опасности. Допустим, ты спросил меня: что должно войти в тело, чтобы оно стало теплым. Я дам тебе не тот безопасный и невежественный ответ: это будет теплота, но дам ответ более хитрый: это будет огонь. Или если ты задашь мне вопрос: что должно проникнуть в тело, чтобы оно заболело, я не отвечу: болезнь, но скажу: лихорадка. Или на вопрос: от чего число становится нечетным, я не отвечу: от нечета, но скажу: от единицы и тому подобное. Посмотри, достаточно ли ты усваиваешь то, чего я хочу?
– Совершенно достаточно, – отвечал Кебет.
– Теперь отвечай, – сказал Сократ, – что должно находиться в теле, чтобы оно стало живым?
– Должна находиться душа, – отвечал Кебет.
– И это всегда бывает так?
– А как же иначе? – заметил Кебет.
– Поэтому во все, чем душа овладевает, она вносит жизнь?
– Вносит, конечно, – сказал Кебет.
– Бывает ли что-либо противоположное жизни, или ничего не бывает?
– Бывает, – отвечал Кебет.
– Что именно?
– Смерть.
– Из того, в чем мы раньше согласились, не следует ли, что душа ни в каком случае не будет заключать в себе противоположного тому, что она всегда приносит с собою?
– Вполне несомненно, – сказал Кебет.
55
– Далее. Как мы только что назвали не заключающее в себе идею чета?
– Нечетом, – ответил Кебет.
– А как называется то, что не заключает в себе идеи справедливого? идеи мусического?.
– Первое – несправедливым, второе – немусическим, – сказал Кебет.
– Отлично. А как называется то, что не заключает в себе идеи смерти?
– Бессмертием, – отвечал Кебет.
– Итак, душа не заключает в себе смерти?
– Нет.
– Следовательно, душа бессмертна.
– Бессмертна.
– Прекрасно, – заметил Сократ. – Можно ли считать это доказанным? Как ты думаешь?
– Доказано, Сократ, вполне достаточно.
– Пойдем дальше, Кебет, – сказал Сократ. – Если нечету необходимо быть не уничтожаемым, то и тройка должна быть также не уничтожаемою?
– Разумеется.
– Итак, если бы было необходимо, чтобы не имеющее теплоты не уничтожалось, то, когда кто-либо вводил бы теплоту в снег, последний оставался бы целым и не таял бы? Ведь снег не уничтожился бы и, если бы даже к нему поднесли огонь, он, сопротивляясь ему, не воспринял бы его теплоты.
– Правильно ты говоришь, – заметил Кебет.
– Точно так же, по моему мнению, если все, что не имеет холода, не уничтожается, то, если бы поднести холод к огню, последний ни в каком случае не потух бы, не уничтожился бы, но остался бы цел и невредим.
– Несомненно, – подтвердил Кебет.
– Нельзя ли сказать, – продолжал Сократ, – то же самое и о бессмертном? Если бессмертное вообще не уничтожается, то может ли уничтожиться душа, когда придет к ней смерть? На основании того, что сказано раньше, душа не примет смерти и не умрет, все равно как тройка, согласно нашему утверждению, не станет четом, так же, как и нечет не сделается четом, и огонь не станет холодным так же, как и теплота огнем. «Но, – скажет кто-нибудь, – что мешает нечету, хотя он, как мы насчет этого согласились, при приближении чета, не становится им, – что мешает нечету уничтожиться? Что мешает, чтобы после уничтожения нечета на месте последнего возник чет»? Кто поставит такой вопрос, с тем мы не могли бы спорить, что нечет также не может уничтожиться, так как нечет не есть нечто не уничтожимое. Но если бы мы согласились, что это так, мы легко могли бы выдержать бой, утверждая, что при приближении чета нечет и тройка удаляются. И об огне и о теплоте, и о всем прочем мы также могли бы спорить. Или нет?
