Геликаон и Полидорус бережно отнесли Аргуриоса в галерею. Могучего воина охватил жар, он сжал зубы, пытаясь справиться с болью. Геликаон снял с него шлем и присел рядом. Полидорус положил руку на стрелу, готовясь ее вытащить.
— Нет! — воскликнул Аргуриос. — Эта стрела убивает меня, но она позволит мне прожить еще какое-то время. Если ее вытащить, моя жизнь вытечет из меня вместе с кровью.
— Нет! — настаивал Полидорус. — Я приведу лекаря. Он найдет способ ее вырезать. Ты будешь жить, Аргуриос. Ты должен жить.
Молодой воин убежал прочь. Микенец вздохнул, затем посмотрел на Геликаона.
— Мальчик ничего знает о ранах, — сказал он. — Но мы-то знаем, Счастливчик.
— Да, — согласился Геликаон, снимая свой шлем. — Я сожалею, Аргуриос.
Пришел царь Приам и встал на колени слева от Аргуриоса. Секунду он ничего не говорил, затем сжал руку Аргуриоса.
— Я пообещал, что ты можешь меня просить о чем угодно, — сказал он.
— Больше не о чем просить, царь Приам. — Микенец мрачно улыбнулся. — Если бы у меня были силы, я бы спустился вниз и спас моих друзей, отнес их назад к микенцам. Я узнал многих из них.
— Я могу что-нибудь для тебя сделать? Или для твоей семьи?
— У меня нет семьи. Мне ничего не надо.
Приам вздохнул, затем встал на ноги.
— Я благодарю тебя, микенец. Щит Илоса вернется на почетное место на стенах моего дворца, но теперь он будет известен как щит Аргуриоса. Люди никогда не забудут то, что ты сделал. — С этими словами царь в сопровождении орлов спустился вниз в мегарон.
Полидорус вернулся с лекарем Зеотосом, который только подтвердил то, что Аргуриосу и так было известно. Стрела вошла слишком глубоко. Полидорус сел рядом с умирающим воином, в его глазах стояли слезы.
— Я не могу передать, как горжусь, что сражался рядом с тобой, Аргуриос, — сказал он.
— Оставь немного гордости для себя самого, мальчик. Ты хорошо сражался. Иди и присоединись к своим товарищам, оставь меня одного ненадолго.
Полидорус наклонился и поцеловал Аргуриоса в лоб. Затем взял меч и побежал за царем вниз по ступенькам. Пришла Андромаха.
— Оставят меня в покое? — спросил Аргуриос. По ее лицу трудно было что-то понять, но он увидел следы слез на ее щеках.
— Ты нужен Лаодике, — сказала она.
— Я не хочу, чтобы она меня видела в таком состоянии.
— Нет, ты должен идти. Она… она тоже умирает, Аргуриос.
— Нет! — застонал микенец. — Этого не может быть!
— Лаодику ранили. Ты должен идти к ней.
Аргуриос посмотрел на Геликаона.
— Помоги мне подняться, — сказал он. Счастливчик взял раненого за руку, чтобы он смог опереться. Микенец застонал, стрела немного сдвинулась, и на него нахлынула новая волна боли. Он зашатался и прислонился к стене, но Геликаон удержал его. Они медленно пошли в покои царицы. Там повсюду лежали раненые, и Аргуриос увидел на кушетке Лаодику, ее глаза были закрыты. Собравшись с силами, он велел Геликаону отпустить его, подошел к кушетке и сел рядом. Микенец взял ее за руку. Лицо девушки было очень бледным, а веки тяжелыми. В этот момент Аргуриос понял, что никогда не видел такой красоты. Лаодика улыбнулась, ее лицо озарилось счастьем.
— О, Аргуриос, — сказала она. — Ты мне снился.
— Это был хороший сон? — спросил он ее.
— Да. Все мои сны о тебе замечательные.
— И что тебе снилось?
— Это был наш дом. Мне нужно было это видеть. Ты… полюбишь его. Там был большой сад и фонтан. Вдоль западной стены росли цветущие деревья. Мы можем сидеть там по вечерам, когда садится солнце.
— Я буду с нетерпением ждать этого, моя любовь.
— Ты видел отца?
— Да. Все хорошо, Лаодика.
— Теперь мы не расстанемся?
Аргуриос открыл маленький мешочек, висящий у него на поясе, и вытащил мятое лебединое перо.
— Ты сохранил его! — прошептала девушка.
— Да, сохранил. Мы никогда не расстанемся. Даже в смерти. — Вложив перо ей в руку, он сжал ее пальцы в кулак. Из последних сил микенец опустился на пол, положив ей голову на грудь.
— Я так счастлива, Аргуриос, — сказала она. — Думаю, что я немного посплю.
— Мы оба будем спать. А когда проснемся, ты сможешь показать мне сад.
Каллиадес со спутанными мыслями побежал обратно в мегарон. Приближались вражеские войска, а троянцы все еще удерживали верхние этажи, восстание провалилось. Окинув опытным взглядом дворец, он понял, что они еще долго смогут сражаться. Мегарон был почти сотню шагов в длину и около пятидесяти в ширину. Слишком большим, чтобы противостоять превосходящим силам — как доказали троянцы всего несколько часов назад. Теперь роли поменялись — за исключением того, что микенцы не могут подняться наверх. Их будут теснить с двух сторон — от великих ворот и с галереи.
Он осмотрел стены с колоннами. Их единственная надежда — хотя и призрачная — выстроить преграду.
Вокруг лежали раненые микенцы, зашивая свои раны или перевязывая. Он обратился к ближайшим товарищам.
— Соберите всех раненых! Идут еще троянцы!
Тотчас воины начали помогать своим товарищам встать, чтобы отвести их назад к стенам. Затем они начали собирать щиты и шлемы. Каллиадес пробежал через весь мегарон в самую дальнюю его часть, где все еще шло сражение у лестницы. Аргуриос сражался, но Каллиадес не смотрел на него. Вместо этого он искал Коланоса. Он увидел полководца в тени большой колонны с натянутым луком в руках. В сторону лестницы полетела стрела. Каллиадес бросил взгляд налево и увидел, как она вонзилась в бок Аргуриоса.
— Я попал в тебя, ублюдок! — радостно воскликнул Коланос.
Каллиадес подошел к нему.
— Идут троянские войска, — сообщил он. — Городские ворота открыты, и фракийцы убежали.
Он заметил страх в глазах Коланоса.
— Где царевич Агатон?
Каллиадес пожал плечами.
— Ушел. Я не знаю, куда. Нам нужно возвести преграду. Я начал строить стену из щитов.
— Преграду? Я не хочу здесь умирать! — Коланос отбросил лук и побежал по мегарону к открытым дверям. Каллиадес последовал за ним, ожидая услышать какой-нибудь приказ.
Но его не последовало. Полководец выбежал во внутренний двор. Каллиадес остановился в дверях, не понимая, что он делает. Но затем он понял. Коланос пытался убежать из дворца до прихода врага. Он был почти у ворот, когда появились троянцы. Коланос обернулся и побежал туда, где стоял Каллиадес, оттолкнул его и вернулся во дворец. Там он остановился с широко открытыми глазами и испуганным выражением лица.
