Значение имеют и другие фрагменты Корана. Видимо, если потратить много времени на чтение аятов о мучениях твоих врагов, возрастает вероятность, что охватишь мыслью эти мучения, а может, даже причинишь их. А в Коране подобных аятов немало.
Конечно, если рассматривать Коран в целом, «стихи о джихаде» в нем составляют малую толику стихов, в которых описаны мучения врагов ислама. Большинство этих стихов повествуют не о том, как мусульмане карают неверных здесь и сейчас, а скорее о том, как Бог карает неверных после смерти.
И все-таки может ли быть так, что эти видения божественного возмездия в загробной жизни в итоге способствуют возмездию со стороны человека в реальном мире? А в медресе, где юноши читают Коран и заучивают его наизусть целиком, их подстрекают к насилию, по масштабам многократно превосходящему воинственные призывы в самой священной книге? Да, вполне возможно. (Так что нам остается радоваться лишь тому, что многие юноши в таких странах, как Пакистан и Афганистан, не говорят по-арабски и не понимают аяты, которые заучивают на слух.)
Священные писания играют настолько значительную роль, что если бы нам с помощью волшебства удалось заменить Коран или Библию любой книгой по нашему выбору, мы, вероятно, помогли бы стать лучше мусульманам, иудеям и христианам. Но это не в наших силах. Поэтому можно считать, что нам повезло в том, что писания не настолько важны для формирования поведения, как жизненные обстоятельства, те самые, на основании которых складывается толкование писаний. Обстоятельства бывают упрямыми, но, по крайней мере, они не напечатаны черным по белому.
Глава 18
Мухаммад
Братолюбие и ненависть (с. 409) Спасение (с. 411) Современность Мухаммада (с. 415) • Так это было тогда… (с. 419)
Кем был Мухаммад? Это зависит от того, как на него посмотреть. Мы уже отмечали в различные моменты его карьеры сходство с более ранними персонажами авраамической традиции, особенно с Моисеем и Иисусом. Есть и другие библейские фигуры, которыми можно пополнить этот список. В сущности, можно сказать, что весь жизненный путь Мухаммада представляет собой периодическое повторение эпизодов из жизни его авраамических предшественников.
В период пребывания в Мекке у Мухаммада было особенно много общего с Иисусом. Мухаммад возглавлял небольшую группу приверженцев и предупреждал о приближении Судного дня. Но его не услышали, поэтому он начал действовать по примеру Второисайи. Страдая в унизительном изгнании, Второисайя мечтал о том дне, когда народы, угнетавшие его народ, склонятся перед возрожденным Израилем и его Богом. Мухаммад же представлял себе, как его нынешние гонители получат по заслугам, а его вера в единственного истинного Бога будет всецело оправданна. В красочных подробностях он вновь и вновь воображал, каким будет Судный день.
Затем Мухаммад некоторое время в духе Моисея вел своих недовольных последователей к земле обетованной, городу Медине. В Медине он стал похож на апостола Павла. Павел пытался убедить представителей авраамической религии, иудеев, что его ветвь авраамической веры, в сущности, точно такая же, хоть и обладает несколькими отличительными особенностями. Мухаммад поступал так же по отношению к приверженцам авраамических религий тех времен, к группе, которая стараниями Павла, добившегося неоднозначного успеха, теперь включала и иудеев, и христиан. Мухаммад преуспел немногим больше Павла; в основном ряды его последователей пополняли язычники.
Однако между Мухаммадом и Павлом есть существенное различие. Павел действовал только за пределами официальной политической власти и не имел возможности делать выбор в этом вопросе. Его зарождающейся церкви приходилось довольствоваться положением неправительственной организации. Мухаммад, напротив, стремился участвовать в работе муниципальных органов и преуспел в этом, взяв под контроль Медину.
После этого Мухаммад утратил сходство с Павлом и стал напоминать царя Иосию, человека, который вел древних израильтян по пути к монотеизму и в то же время сосредоточивал в своих руках власть. Для Мухаммада, как и для Иосии, требуемое поклонение только одному Богу было неразрывно связано и почти идентично политическому повиновению, к которому он стремился. И как Иосия, Мухаммад хотел раздвинуть границы этого повиновения, в случае необходимости – путем завоеваний.
Это и есть Мухаммад: олицетворенное резюме некоторых важных моментов авраамической истории, не обязательно в хронологическом порядке. Если первичный тезис этой книги верен, если тон Писанию задают обстоятельства его создания, тогда можно ожидать, что пестрое прошлое Мухаммада обеспечило Писанию наследие, которое с трудом поддается обобщениям. Если последние несколько глав и доказывают что-либо, то, скорее, всего именно это.
Тем не менее обобщение нам необходимо. Параллели между обстоятельствами Мухаммада и обстоятельствами библейских персонажей вызывают вопрос, который людям свойственно поднимать в любом случае: каково направление мусульманского Писания по сравнению с направлениями иудейского и христианского Писания? Это вежливый способ выразить мысль. Многие хотят знать, какое из Священных Писаний, как бы это сказать, «получше»? Какое стоит на самых высоких нравственных позициях? Если мы не можем с легкостью ответить на этот вопрос, это еще не значит, что затрагивать его не следует. Религии не сводятся к списку нравственных качеств, но у сравнения их с помощью такого списка есть красноречивые преимущества.
Братолюбие и ненависть
Коран хвалит тех, кто «сдерживает гнев и прощает людей. Воистину, Аллах любит творящих добро». Авраамическая традиция придерживалась подобных ценностей с тех пор, как была написана Еврейская Библия. В сущности, такие ценности фигурируют практически во всех традициях. Конфликты между людьми следует гасить в любом обществе, при любой религии, чтобы обеспечить сплоченность, наказанием за недостаток которой зачастую становится истребление. (Погибает если не сам народ, то его культура.) От беспорядков нередко выигрывает конкурирующая группа. Коран достаточно откровенно выражает эту логику: «Неверующие являются помощниками и друзьями друг друга. И если вы не будете поступать таким образом, то на земле возникнут смута и великое беззаконие»1.
Предельно прагматичный характер внутриобщественных уз способен лишить на первый взгляд возвышенные писания их идеализма. Как мы уже видели, исследователи сомневаются, что в Еврейской Библии слова «люби ближнего как самого себя» распространялись за пределы Древнего Израиля. Некоторые оды Корана братской любви достаточно откровенны и не нуждаются в объяснениях богословов. «Воистину, верующие – братья», – гласит одна такая сура, приписываемая концу мединского периода. Еще одна сура того же периода говорит, что товарищи Мухаммада «суровы к неверующим и милостивы между собой»2.
Все это очень далеко от призывов любить врагов, приписываемых Иисусу. Впрочем, как мы уже видели, Иисус вряд ли вообще произносил их. А человек, который привнес эту идею в христианское писание, то есть Павел, был всего лишь сторонником прозелитизма, который не мог позволить себе вызывать враждебность у могущественных противников его движения. Словом, он был подобен Мухаммаду в начале мединского периода, или Мухаммаду в Мекке – тому самому, который наставлял «оттолкнуть зло тем, что лучше» и приветствовать противников словом «мир!»3
