объяснения особого рода. Очевидно, что сердца существуют для того, чтобы перекачивать кровь, пищеварительная система существует для того, чтобы переваривать пищу, мозг существует для того, чтобы (в числе прочего) помогать организмам находить пищу для переваривания. В отличие от них, камни вроде бы ни для чего не предназначены. Силы, создавшие камень, не кажутся подобными силам, создавшим организм. Для последнего требуется сила особого рода – такая, как естественный отбор.
И действительно, естественный отбор настолько своеобразен, что многие биологи проявляют готовность рассуждать о нем, как о конструировании организмов. (Точнее, о «конструировании» организмов: они берут это слово в кавычки, чтобы никто не подумал, что они имеют в виду действующего осознанно, прозорливого конструктора.) Даже известный атеист и дарвинист, философ Дэниел Деннет пользуется этой терминологией; он утверждает, что процесс «конструирования» наполняет организмы «целями» и «предназначениями». Например, организмы «сконструированы» в итоге для того, чтобы максимально преумножить свой род, и таким образом, «сконструированы» для того, чтобы преследовать цели, подчиненные самой важной, то есть находить партнеров для спаривания, усваивать питательные вещества и перекачивать кровь.
Урок предельно прост. Действительно правомерно поступать по примеру Пейли, то есть исследовать физическую систему в поисках свидетельств того, что ей присущи цели, предназначение, некий творческий процесс более высокого порядка. Если свидетельства недвусмысленно указывают на такое, это еще не значит, что тот, кто придал системе такие свойства, был осознанно действующим конструктором; в случае, на котором сосредоточил внимание Пейли, дело обстоит иным образом. Тем не менее суть в том, что можно рассматривать некую систему и эмпирически рассуждать о том, есть и у нее хоть в каком-то смысле «высшее» предназначение. Признаки предназначения существуют, у некоторых физических систем они есть.
Итак, весь процесс жизни на Земле, все развитие экосистемы – от появления бактерии до возникновения человека, культурной эволюции и истории человечества, движимой этой эволюцией, – физическая система. Так что в принципе мы можем задать о ней тот же вопрос, который задавали об организмах; может выясниться, что здесь мы имеем дело с явными свидетельствами приданного предназначения, которое, по мнению Пейли и Деннета, есть у организмов. Другими словами, естественный отбор может быть алгоритмом, в том или ином смысле сконструированным для того, чтобы довести жизнь до точки, когда она сможет что-либо совершить – достичь цели, осуществить свое предназначение.
Вот некоторые свидетельства, относящиеся к организму. Единственная оплодотворенная яйцеклетка воспроизводится, как и получающиеся при этом клетки, и так далее. В конце концов получившиеся клеточные линии начинают демонстрировать характерные свойства; мышечные клетки порождают мышечные клетки, клетки мозга порождают клетки мозга. Если бы Пейли сейчас был жив и посмотрел видеоматериалы об этом процессе, он ахнул бы, обнаружив, какая направленность присуща этому процессу; система увеличивается в размерах и функциональной дифференциации, пока не становится большой, сложной, функционально интегрированной: мышцы, мозг, легкие и т. п. Это направленное движение к функциональной интеграции и есть свидетельство замысла!22 И в каком-то смысле слова «замысел» он был бы прав.
А теперь – в чем-то параллельное описание истории экосистемы нашей планеты. Сначала несколько миллиардов лет назад делится единственная примитивная клетка. В свою очередь получившиеся клетки тоже делятся, в конце концов появляются разные линии клеток, то есть различные виды. Некоторые из этих линий в конце концов приводят к возникновению многоклеточных организмов (медузы, птицы) и функциональной специализации (способности летать, плавать). Одной линии – назовем ее Homo sapiens – особенно хорошо удается мыслить. Она дает толчок совершенно новому процессу эволюции, названному культурной эволюцией, который порождает колесо, своды законов, микрочипы и т. д. Люди пользуются плодами культурной эволюции, чтобы организовываться все в больших масштабах. Когда эта социальная организация достигает глобального уровня и отражает все более глубокое разделение экономического труда, в целом все это начинает напоминать гигантский организм. Есть даже аналог планетарной нервной системы – из оптоволокна и так далее, соединяющий мозг отдельных людей в огромный мегамозг, пытающийся решать проблемы. (В том числе глобальные – например, как предотвратить глобальное потепление и эпидемии.)
Пока особи человеческого вида образуют глобальный мозг и постепенно берут на себя осознанное управление планетой, другие виды, также произошедшие из единственной примитивной клетки, жившей миллиарды лет назад, выполняют другие планетарные функции. Например, деревья – легкие, обеспечивающие планету кислородом.
Словом, если бы мы наблюдали со стороны (и в режиме быстрой перемотки вперед), как развивается эволюция на этой планете, нас поразило бы ее несомненное сходство с созреванием какого-либо организма – направленное движение к функциональной интеграции. Так почему часть аргумента Пейли, который можно на законных основаниях применить к созреванию организма – то, что оно подразумевает наличие какого-либо конструктора или автора замысла – нельзя применить в целом к системе жизни на Земле?
Это лишь вопрос, а не полноценный довод. Для серьезной аргументации предположения, что система жизни на Земле, развивающаяся экосистема, есть продукт замысла, или, по крайней мере, «замысла», поэтому в каком-то смысле имеет высшее предназначение, или, в крайнем случае, «высшее» предназначение, понадобится написать целую книгу. Не эту, а другую.
И даже если успешно изложить эти доводы длиной в целую книгу, вопросов не станет меньше. Было ли это предназначение придано неким сознательно действующим существом или возникло в результате неосознанного процесса? В любом случае можно ли считать это предназначение хорошим хоть в каком-то смысле? По крайней мере, хорошим настолько, чтобы, несмотря на невозможность выявить истинную природу автора замысла, у нас возник бы соблазн охарактеризовать само предназначение как божественное?
Отвечая на этот вопрос, можно написать еще одну книгу – опять-таки не эту, а другую. Тем не менее данная книга проливает свет на вопрос, возникающий при ее прочтении: действительно ли история человечества по своей природе движется к тому, что можно назвать нравственным благом?
Этот вопрос мы подробнее рассмотрим в следующей главе. Но вы, несомненно, уже догадались о том, на какую территорию мы ступим, пытаясь ответить на него. Она имеет непосредственное отношение к силам, способствующим дружеским отношениям и терпимости – в отличие от сил, проповедующих воинственность и нетерпимость. А также к влиянию изменяющихся обстоятельств на нравственность человека.
Как мы уже видели, эти силы очевидны во всех авраамических писаниях, если внимательно присмотреться к ним. Но ни в одном другом авраамическом писании они не очевидны настолько, как в Коране. Ни в каком другом они не оставляют столь глубокий след по всему диапазону динамики – от явно нулевой до явно ненулевой суммы, – не выражают так решительно сопутствующую нравственную направленность. Ни в каком другом писании нет таких стремительных переходов от «у вас есть ваша религия, а у меня – моя» к «убивайте многобожников, где бы вы их ни обнаружили» до «нет принуждения в религии» и обратно. Все авраамические писания свидетельствуют о корреляции между обстоятельствами и нравственностью, но ни в одном нет такого обилия подобных свидетельств, как в Коране. По крайней мере в этом отношении Коран как откровение не имеет себе равных.
