Так что же происходит? Где часть человеческой натуры, которая проявлялась в древние времена – та часть, которая улавливает, что мы находимся в одном лодке с другой группой людей, следовательно, способствует симпатии, или, по крайней мере, толерантному отношению к ним?
Она по-прежнему где-то есть, только теперь в состоянии сбоя. Главная причина – в том, что ментально мы оснащены для теоретически-игровой динамики, типичной для среды обитания охотников-собирателей, а не для современного мира. Вот почему мудрые действия в соответствии с нынешними событиями требуют напряженных умственных усилий – усилий, которые в итоге могут, оказывается, привести к нравственному прогрессу.
Анализ конфликта цивилизаций
Если вы христианин или иудей, скажем в США, и если вы стремитесь прийти к соглашению с «мусульманским миром», большая, если не большая часть процесса носит электронный характер. Возможно, в реальной жизни вы редко сталкиваетесь с мусульманами, зато постоянно видите их по телевизору. Поэтому ваше отношение к мусульманам в целом зависит в значительной мере от того, какие мусульмане появляются на экране.
Прежде всего, это Усама бен Ладен. Его интересы диаметрально противоположны интересам Америки, поэтому умы американцев, работая в точном соответствии с замыслом, ощущают этот фактор нулевой суммы и реагируют на него антипатией и нравственным отвращением. Эта реакция стандартна.
А как насчет пешек бен Ладена – людей, которые, собственно, совершают теракты? Если уж на то пошло, в отношениях Запада с ними фактор нулевой суммы прослеживается еще отчетливее, чем в отношениях с бен Ладеном. Ведь бен Ладен в определенном смысле был рациональным действующим лицом. Он явно хотел остаться в живых и сохранить свое положение, а такие цели порой побуждают идти на компромисс. Но некоторые рядовые террористы не хотят даже жить. Естественно, когда жители Запада смотрят на террористов с антипатией и нетерпимостью, ментальное оснащение работает так, как и было задумано: жители Запада чувствуют присутствие неумолимой динамики нулевой суммы и реагируют соответственно.
Разумеется, террористы и их лидеры – очень маленькая группа мусульман. Чтобы занять какую-либо позицию по отношению к «мусульманскому миру», было бы неплохо располагать более обширными сведениями. Каких еще мусульман показывают по телевизору? Толпы протестующих против зачастую жестокой моды на публикации карикатур на Мухаммада. И время от времени – нарезку кадров с иранскими мусульманами, сжигающими американский флаг.
Эти образы также вызывают антипатию, и в этом случае она выглядит вполне уместной. Безусловно, сожжение флага какой-либо страны свидетельствует о том, что отношения с этой страной воспринимаются как противоборство, как игра с нулевой суммой, и что в ближайшее время в них вряд ли ожидается потепление. Вдобавок люди, готовые вскипеть из-за карикатур, вряд ли могут стать здравомыслящими партнерами по переговорам. Формируя антипатию к этим вроде бы явным противникам, мозг действует в соответствии с тем, как он был задуман.
Но эффективно ли он действует? Неужели антипатия к мусульманам, настроенным против западных ценностей, если не против самого Запада, действительно в интересах жителей Запада? Пожалуй, нет, – по двум причинам.
Первая очевидна. Ее можно назвать «причиной Фрэнклина Грэма». Антипатия к радикальным мусульманам, которых показывают по телевизору, может вызвать желание из мести начать рубить с плеча и бросать оскорбления в лицо всем мусульманам. Например, можно назвать ислам «религией зла и порока». Это вызывает отчуждение у мусульман, которые еще не примкнули к тем, кто протестует против карикатур и сжигает флаги, но после такого отчуждения примкнут к ним с большей вероятностью.
Есть и вторая причина, по которой антипатия к сжигающим флаги и протестующим из-за карикатур людям – неудачная стратегия, и эта причина менее очевидна.
Если основные предпосылки этой книги верны, если толкование писаний подчиняется обстоятельствам повседневной жизни, тогда люди, сжигающие флаги и протестующие из-за карикатур, действуют под влиянием радикальных религиозных идей, и они подпали под влияние этих идей неслучайно. Где-то в прошлом имели место факты, объясняющие такое толкование их веры. И даже если это толкование стало незыблемым, даже если каждого человека, сжигающего флаг или протестующего из-за карикатур, уже не изменить, все равно стоит выяснить, что же это за факты. Ведь было бы неплохо удержать умеренных мусульман от вступления в ряды протестующих, следовательно, полезно знать, какие обстоятельства побудили протестующих мусульман поднять протест. Точно так же было бы неплохо понять, почему террористы-смертники становятся террористами-смертниками – не для того, чтобы помочь им стать умеренными (удачи!), а для того, чтобы помешать умеренным превратиться в новых смертников.
Здесь и возникает проблема антипатии по отношению к протестующим из-за карикатур, сжигающим флаги и даже к террористам-смертникам. Дело не в том, что проявленная к ним всесторонняя симпатия изменит к лучшему положение вещей. (Кое в чем может даже навредить.) А в том, что человеческий разум устроен так, что антипатия может препятствовать пониманию. Ненависть к протестующим, сжигающим флаги и даже к террористам мешает понять их достаточно хорошо, чтобы помешать другим пополнить их ряды.
Нравственное воображение
Ненависть препятствует пониманию, ограничивая наше «нравственное воображение», нашу способность ставить себя на место другого человека. Эти ограничения не являются неестественными. На самом деле склонность нравственного воображения «сокращаться» в присутствии врагов встроена в наш мозг естественным отбором. Это часть механизма, который побуждает нас проявлять терпимость и понимание к людям, связанным с нами условиями игры с ненулевой суммой, и отказывать в терпимости и понимании тем, кого мы относим к категории партнеров по играм с нулевой суммой. Естественно, мы прекрасно умеем ставить себя на место близких родственников и закадычных друзей (людей, которым свойственно поддерживать с нами связи с ненулевой суммой) и с трудом ставим себя на место соперников и врагов (где фактор нулевой суммы более распространен). Мы не в состоянии понять этих людей изнутри.
Так как же обстоит дело, если взглянуть на него изнутри? Возьмем случай, где взгляд изнутри нам обеспечен, – близкую подругу. Подруга рассказывает вам о какой-то высокомерной примадонне из числа ее коллег, которая бесит ее, и вы вспоминаете высокомерную примадонну из старших классов – звезду команды, отличницу, – которая бесила вас. С друзьями этот процесс может проходить почти автоматически: порывшись в памяти в поисках ориентиров, мы опосредованным образом ощущаем недовольство подруги. Это часть соглашения, на котором держится ваш симбиоз: вы признаете значимость проблем подруги, она признает значимость ваших проблем. Вы работаете над достижением общей перспективы.
К такой работе с врагами и соперниками вы не склонны. Они жалуются на какую-нибудь высокомерную примадонну, а вы просто не можете понять, о чем речь (почему эти люди такие нытики?). Это особенно справедливо, когда на правах соперников или врагов высокомерной примадонной называют вас. В этом случае вы уж точно не можете провести параллель с примадонной из своей школы.
