Элементы теологии Филона фигурируют в гностицизме, разновидности древнего христианства, которое, подобно евионитству и маркионитству, очутилось на обочине, когда бурное развитие получило христианское учение Павла. Один из тезисов, обычно приписываемых гностицизму, заключается в том, что познание самого себя – путь к спасению, идее, воодушевленным поклонником которой, как мы уже видели, был Филон18. Также подобно Филону, в рассуждениях гностиков о Боге присутствовали мудрость и Логос19. Они считали Иисуса проявлением Логоса, книгой, «написанной в мысли и разуме Отца», как сказано в гностическом «Евангелии истины». Иисус «облачился в эту книгу. Он был пригвожден к дереву, он обнародовал Эдикт Отца о кресте»20.
Все это чем-то напоминает слова из Евангелия от Иоанна, что Логос, Слово «стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу как единородного от Отца»21. (Иногда можно встретить точку зрения, что Евангелие от Иоанна – единственное содержащее гностические мотивы.)
В отношении к Иисусу как к Логосу есть определенная логика. Логос расширяет круг нравственных проблем человечества. В той степени, в которой Иисус содействовал этому, он действительно был «Словом», ставшим плотью, физическим воплощением Логоса. И конечно, в Евангелии от Иоанна Иисус – влиятельный заступник расширения круга нравственных соображений, братолюбия. «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга»22.
В самом раннем из евангелий, у Марка, Иисус наставлял любить «ближнего» – эта отсылка к еврейскому писанию почти наверняка означает в данном контексте любовь к собрату-израильтянину. Но у Иоанна, в последнем из евангелий, Иисус, подобно Павлу, распространяет любовь, невзирая на границы между народами. Да, Иисус также, подобно Павлу, ограничивает самую сильную любовь другими последователями Иисуса. И добавляет у Иоанна: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою»23. Тем не менее к моменту написания Евангелия от Иоанна, к концу I века, христианская церковь уже была вполне многонациональной и сделала шаг по направлению к универсализму. Призыв Иисуса – Логос в действии в тот момент времени, следовательно, нет ничего неестественного в том, чтобы назвать Иисуса воплощением Логоса.
Разумеется, остается еще проблема: реально существовавший, «исторический Иисус» скорее всего ничего подобного не говорил. Но если мы не можем отождествить Логос с «историческим Иисусом», нельзя ли, по крайней мере, отождествить Логос с «воображаемым Иисусом» – тем самым, о котором думают христиане, поклоняясь ему, с Иисусом, который действительно произносил прогрессивные в нравственном отношении слова?
Возможно, парадоксально звучит то, что Иисус, существовавший лишь в воображении, – Логос, ставший плотью, или что-то в этом роде. Но когда христиане поклоняются Христу так, как воспринимают его, возможно, они, согласно теологии Логоса, поклоняются чему-то действительно божественному. Ибо именно Логос сформировал их представления о нем, внушил идею братской любви независимо от этнических границ; именно расширение социальной организации и сопутствующее ему взаимодействие народов как игра с ненулевой суммой – Логос в действии – побудили Павла делать акцент на межнациональной дружбе, а христиан более поздних времен – вложить эти слова в уста Иисусу. Когда христиане создавали свой образ Иисуса, воплощая весть любви, Слово, то есть Логос, в каком-то смысле стало плотью.
Здесь прослеживается параллель с древним учением, связанным с гностицизмом и долгое время считавшимся еретическим – с докетизмом. Согласно идеям докетизма, Иисус на самом деле вовсе не был существом из плоти и крови. Он был настоящим духом, а его плоть и кровь – фантомом, иллюзией своего рода. (В одном древнем докетическом повествовании о распятии Иисус на кресте смеется: не имея тела, он не чувствует боли.) Но в этом сценарии приверженцев докетизма присутствует подлинное христианское преклонение перед Иисусом в том виде, в котором он явился, потому что эта внешность, пусть иллюзорная, поддерживалась Богом, следовательно, была истинным проявлением божественного. Так и в теологии Логоса: чтить Иисуса таким, каким воспринимали его христиане, – с одной стороны, чтить плод воображения, а с другой – чтить проявление божественного. Возможно, Иисус, известный христианам, – иллюзия и в то же время истинное лицо Бога.
В сущности, возможно, поклонение поддерживаемой свыше иллюзии – наиболее доступная людям возможность увидеть лицо Бога. Человеческие существа – органические машины, созданные естественным отбором для того, чтобы взаимодействовать с другими органическими машинами. Они могут представлять себе другие органические существа, понимать их, одаривать любовью и благодарностью. Понимание божественного, визуализация божественного, любовь к божественному были бы непосильной задачей для простого человека.
Глава 13
Как Иисус стал Спасителем
Как небеса стали небесами (с. 321) Миф о «восхищении» (с. 323) Небеса могут подождать (с. 326) • Зарубежные конкуренты (с. 328) • Возрождение (с. 330) • Первородный грех (с. 331) • Цивилизация и неудовлетворенность ею (с. 334) • Разновидности грехов (с. 335) • Ущербное общество (с. 337) • Авторитет отцов (с. 338) • Связь (с. 339)
Для многих христиан слово «Иисус» в буквальном смысле синоним «спасителя». Бог послал своего сына, чтобы, как сказано в Новом Завете, «узрела всякая плоть спасение Божие»1.
Действительно, в каком-то смысле спасение Божье было видимым давно. Яхве спас израильтян от египтян («Бог, Спаситель свой, совершивший великое в Египте», как сказано в Еврейской Библии). Позднее их спасали от прочих мучителей, в том числе и люди, присланные с этой целью. («Дал Господь Израильтянам избавителя, и вышли они из-под руки Сириян».) И даже когда Яхве подверг их гневу вавилонян, намекая, что спасение даруется не просто так, он готовил персидского царя Кира вновь явить божественное спасение израильтянам. Поэтому пророк Иеремия называл Яхве «надеждой Израиля, Спасителем его во время скорби»2.
Но все это было не то, что подразумевают под спасением христиане. Называя Христа Спасителем, они говорят не о спасении общества и даже не о физическом спасении конкретного человека, а скорее, о спасении человеческой души после смерти. Суть христианской вести в том, что Бог отправил своего сына проложить путь к вечной жизни.
Согласно этим представлениям, Иисус – небесное существо, контролирующее доступ на небеса. Он восседает по правую руку от отца и будет судить живых и мертвых, как сказано в Никейском Символе веры, основополагающем документе древнего христианства, который по сей день остается общим знаменателем для римской католической, восточной православной и большинства протестантских церквей.
Христианское понятие спасения стало переломной точкой в эволюции авраамического бога – или, по меньшей мере, в нееврейском наследии этой эволюции. И в христианской, и в мусульманской форме оно доказало свое позитивное и негативное влияние. Когда знаешь, что вскоре после смерти тебя ждут небеса, смерть кажется не столь ужасной перспективой. В свою очередь, смерть в ходе священной войны выглядит даже притягательной – этот факт формирует не только историю, но и заголовки современных газет.
