Если Мухаммад действительно разобрался в поначалу смутном религиозном опыте с помощью некоего христианина, это объясняет, почему он счел своей миссией распространение монотеистической идеи, а именно – идеи авраамического бога; особенно если, как сказано в той ранней исламской традиции, христианин, о котором идет речь, давно верил, что Бог пошлет арабам пророка – и объявил, услышав о том, что случилось с Мухаммадом: «Воистину Мухаммад – пророк этого народа»19. Заявление такого рода вполне могло помочь ищущему с мессианскими устремлениями, но без четкой миссии, восполнить пробел.
Но даже в отсутствие родственника-христианина у Мухаммада имелись шансы узнать об иудео-христианском Боге. Вблизи Мекки вполне могли быть поселения христиан и иудеев, а в Йемене, одном из главных торговых партнеров Мекки, существовала довольно большая христианская община. Другой крупный партнер, Сирия, входил в состав Византийской империи, следовательно, тоже был преимущественно христианским20. Известно, что Мухаммад в детстве сопровождал дядю в торговых поездках в Сирию.
Вероятно, он придерживался открытого отношения к сирийской религии. Политеистическое общество Мекки в духе классической древности было терпимым к богам торговых партнеров. В сущности, знаменитая святыня Мекки, Кааба, – нынешнее место хаджа, ежегодного мусульманского паломничества, – в доисламские времена была окружена идолами, которым поклонялись разные племена и кланы, и этот плюрализм, по-видимому, способствовал коммерции. Согласно одному раннему мусульманскому источнику, на внутренней стене Каабы одному христианину позволили нарисовать Иисуса и Деву Марию21, проявив формальное уважение к верованиям торговых партнеров, отнюдь не исключительное в древнем политеистическом городе.
В данном случае уважение, скорее всего, выходило за рамки формальности. Византийская империя была более космополитичной и более развитой в техническом отношении, чем арабское общество, а культура могущественного соседа зачастую обладает особой притягательностью для менее развитого народа. До тех пор пока этот могущественный сосед не воспринимается как враг, эта притягательность остается непреодолимой.
Это дает возможность взглянуть на Мухаммада под одним углом: как на человека, которому хватило сообразительности заполнить свободную духовную нишу. Он выбрал чужеземного бога, уже проникшего на Аравийский полуостров, и стал официальным арабоязычным представителем этого бога. Пользуясь современными коммерческими терминами, происходящее выглядело так, как будто никому до Мухаммада не приходило в голову закрепить права на арабский перевод Библии, хотя потребность в такой книге уже назрела.
Сам Коран вплотную подходит к такому заявлению: «До него было Писание Мусы (Моисея)… Оно [Коран] ниспослано на ясном арабском языке»22.
Однако есть существенная разница между этими словами и аналогией «Мухаммад как транслятор». В сценарии с транслятором и переводчиком иудео-христианская теология передается Мухаммаду при контактах с иудеями и христианами и/или их писаниями. В сценарии с Кораном иудео-христианская теология передана евреям и христианам Богом, а затем Мухаммаду – тоже Богом. Когда Бог в Коране говорит Мухаммаду, что «сделали его Кораном на арабском языке, чтобы вы могли уразуметь: воистину он находится у Нас в Матери Писания (Хранимой скрижали)»23, эта Мать Писания – не Библия. Скорее, слово Божье – Логос, как выразились бы некоторые древние христиане и иудеи, – «расшифровкой» которого в равной мере является Библия. Мухаммад не получал Слово через Моисея. Скорее, он, подобно Моисею, имел непосредственный доступ к Богу.
Так что ислам, по собственному отзыву Мухаммада, не произошел от других авраамических религий, несмотря на прочную связь корнями с авраамическим родословием. Да, в исламской традиции отмечается контакт Мухаммада с родственником-христианином, но суть не в том, что родственник был неоценимым наставником в области христианства: гораздо важнее то, что он помог Мухаммаду увидеть, какой бог руководит этим наставничеством.
Такое отличие должно было стать решающим для Мухаммада. Одним из способов привлечения последователей в те дни был особый доступ к сверхъестественному. Наличие родственника, сведущего в библейских текстах, мало кого впечатляло. То, что «откровения» Мухаммада на самом деле исходили от источника-человека, послужило врагам Мухаммада предлогом для попытки лишить его притягательности. Описывая эти споры, Коран говорит, что вестью Мухаммада пренебрегли как «легендами древних народов. Он [Мухаммад] попросил записать их, и их читают ему утром и после полудня». В одном месте Коран даже содержит конкретное обвинение в адрес этих читателей: «Они говорят: «Воистину, его обучает человек». Язык того, на кого они указывают, является иноземным, тогда как это – ясный арабский язык»24. Дело закрыто.
Был ли Мухаммад христианином?
Какой бы позиции ни придерживался по данному вопросу Коран, основная предпосылка этой книги заключается в том, что люди черпают представления о богах из земных источников – у других людей, из писаний, из собственного творческого синтеза входящей информации. Мухаммад предположительно получал теологические идеи от других людей, в том числе от Иисуса, как сам Иисус получал их от евреев, ранних пророков апокалипсиса, и в точности как один из этих евреев, Второисайя, взял существующие цепочки размышлений о Яхве, сочетал их с обстоятельствами и стал первым в Библии недвусмысленно монотеистическим пророком.
Этот преимущественно светский взгляд на религиозное вдохновение изложен во многих книгах, в том числе в большинстве западных книг об исламе. В конечном итоге они заявляют или подразумевают, что объяснение истоков ислама кроется в приземленных исторических фактах; вдохновение Мухаммада было менее возвышенным, чем принято считать в мусульманской традиции. Но в определенном смысле даже авторы этих светских текстов обычно соглашаются с мусульманами, настаивающими на том, что ислам на самом деле не является наследником иудаизма и христианства.
Предмет внимания – рассуждения о происхождении Аллаха. Эволюция Аллаха излагается как поначалу независимая от эволюции иудео-христианского Бога, после чего Мухаммаду приписывают честь объединения двух родословий. До Мухаммада в Мекке, по словам сторонников этой теории, был местный арабский бог Аллах. Как пишет в своей книге «Ислам» Карен Армстронг, к наступлению времени Мухаммада некоторые арабы «уверовали, что верховное божество их пантеона, Ал-Лах (что означает просто «бог»), и было тем божеством, которому поклонялись иудеи и христиане»25. Однако понадобились Мухаммад и Коран, чтобы завершить слияние, убедить арабов, что бог, которому они издавна поклонялись, на самом деле бог Авраама.
В этом сюжете есть особая прелесть. Слияние двух прежде обособленных богов имеет множество прецедентов в Древнем мире, однако в данном случае вся история может оказаться ошибочной – вплоть до подробностей, согласно которым арабское слово «аллах» означает «бог».
Разумеется, бог по имени Аллах фигурирует в древнеарабской поэзии, – насколько мы можем судить, доисламской. Однако нет веских оснований полагать, что его корни уходят глубоко в историю религии арабского мира. Так почему бы не предположить, что Аллах – просто иудео-христианский Бог, возможно принятый в пантеон Мекки ранее, чтобы скрепить отношения с христианскими торговыми партнерами из Сирии, а может, еще раньше привезенный на Аравийский полуостров христианскими или иудейскими переселенцами?26 Почему бы не предположить, что Аллах и Бог с самого начала представляли собой одно и то же?
