— Пойми меня верно, Лида: я боялся за тебя, потому не мог позволить лезть в самое пекло. И я сделаю так снова, если понадобится – знай. Можешь обижаться на меня сколько угодно.
В темноте Женины глаза казались совершенно черными, и раскаяния в них определенно не было. Женя чувствовал себя правым.
— Я не обижаюсь, - быстро ответила я и снова принялась смотреть на догорающие угли.
Должна признаться, я уже не очень верила, что муж будет со мною откровенен. Однако и впрямь не злилась на него почему-то. Напротив, все четче понимала, что напрасно я начала свое расследование. Напрасно завела дружбу с полицейскими, и напрасно они мне потакали.
Кажется, и возможности свои я переоценила – я далеко не так умна и сообразительна, как мне нравилось думать. Что касается Фустова… либо он тоже глупее, чем кажется, либо его восхищения мною – лесть и не более. Зачем он мне льстил это вопрос отдельный. А я еще большая дура, раз принимала все за чистую монету.
— Выходит, и ты, и твой патрон господин Якимов знаете, кто подстроил это убийство? – спросила я. – Потому не заинтересованы в поисках?
— К чему искать тех, кто и так на виду? Полицию и жандармерию в расчет не берем, но, поверь мне, заинтересованные лица знают все, включая имена и адреса.
— Так отчего же их не арестуют? – спросила я въедливо.
— Якимова интересует рыба покрупней, а не исполнители. Они все получат свое, Лида – но позже. Не сомневайся.
Столь уверенно Женя это говорил, что не поверить было сложно. Я понятливо кивнула. Спросила лишь:
— Так их несколько? И генерал не имеет к тому отношения?
Женя поморщился:
— Разумеется, нет! Я действительно знал Хаткевича еще по Балканам, и обедал у них несколько раз – генерал тот еще тип, и Ксения с ним натерпелась, но он ее не убивал. Что за дикая мысль?!
Я предпочла на вопрос не отвечать. Только поинтересовалась холодно, не особенно рассчитывая на откровенный ответ:
— А кто убивал? «Рокот»?
— Революционеры. Последователи «Народной воли» — название совершенно не важно. Так полиция уже вышла на этот кружок? Славно.
— Вышла, - неохотно подтвердила я. – Вот только всерьез его не восприняла: полиция считает, что Ксению убил ее супруг или любовник.
— Любовник? – Женя насторожился. Даже оставил в покое мою руку и внимательно посмотрел в глаза. – С чего ты взяла, что Ксения обманывала мужа?
Удивился он искренне. Настолько, что я усомнилась: так ли уж я глупа, ежели добыла сведения, о которых бравые офицеры из Главного штаба ни сном, ни духом?
— Близкая подруга Ксении утверждает, что это ее детский друг, с которым она познакомилась еще в Киеве. И который приехал в Петербург зимою этого года. Кроме того, Ксения нанимала комнату на Васильевском острове и бывала там каждую субботу. Тайком от мужа. Полагаешь, она ездила туда не для встреч с мужчиной?
Женя поднялся с софы, якобы чтоб разбить угли. Потом, облокотившись на каминную полку, хмуро поглядел на меня и пожал плечами:
— Что ж, почему нет? Я всегда говорил, что женщины коварны и непредсказуемы – все, даже самые ангелоподобные из вас. Скажи только, ты ведь не считаешь ее любовника тем, кто подарил томик Бодлера и имел неосторожность вложить в него открытку?
Несмело глядя на него, я ответила:
— Больше нет.
Робость моя была оправдана. Я знала теперь, сколь сильно ошиблась, и, хотя моя душа радовалась, что это лишь нелепая ошибка, я могла только предполагать, как взбесится мой муж.
И впрямь – казалось, он одним взглядом испепелит меня дотла. Ссоры было не избежать. Я очень остро это чувствовала и трепетала, не зная, что сказать, как все исправить. И да-да-да, я тысячу раз виновата! Потому мужественно готовилась все снести.
Вот только Женя так и не смог подобрать достойных меня слов. В конце концов, он лишь раздосадовано покачал головой и нервно прошелся по комнате. Сел все же обратно, ко мне на софу, и заверил:
— Я видел Ксению Хаткевич дважды в жизни! На званых обедах перед Рождеством. Единственный наш разговор был о Бодлере, и позже я послал ей стихи, потому как обещал – все. Хорошего же ты мнения обо мне!
— Не обижайся, Женя… - я не придумала ничего лучше, чем прильнуть к нему, пылко прижаться к его губами и тем хоть немного смягчить гнев. – Право, в том есть и твоя вина – стоило тебе сразу рассказать правду. Я что только не передумала за эти дни! И я во всем была неправа. Доволен? Ежели хочешь знать, то я теперь сожалею, что вовсе занялась не своим делом – следовало мне искать кухарку и тем ограничиться, а не мнить из себя Бог знает что…
Не знаю, собирался ли Женя возразить мне в последнем утверждении – говорить ему я уже не позволила, закрыв рот долгим поцелуем. И, наверное, то было единственный мой мудрый поступок за последние дни, потому как Женя поддался вполне охотно. Обнял мой стан, плотнее прижимая к себе, и отстранился лишь на миг:
— Глупая… - прошептал он, уже улыбаясь. – Глупая маленькая француженка!
Глупая – с тем не поспоришь. Зато любимая.
* * *
Утро обрушилось на нас внезапно. Женя, чертыхаясь и допивая кофе на ходу, собирался в спешке – опоздания на службу он считал делом неприемлемым, да если та служба лишь для отвода глаз.
Я же, закутанная в пеньюар, отпивала свой кофе мелкими глотками и за его суетою наблюдала отстраненно. Чертыханий не слушала вовсе, а мысли мои снова были далеки от мыслей о домашнем хозяйстве.
— Послушай… - кажется, я перебила Женю на полуслове, - если ты и впрямь не хочешь отмечать именины, то я знаю, что нам сделать.
— Совершенно не хочу, - на бегу подтвердил он и тотчас поинтересовался о цвете галстука. – На дух не выношу всю эту суету и фальшивые пожелания счастья да здоровья от людей, которые меня терпеть не могут.
Я отставила чашку и поднялась, чтобы выбрать свой любимый темно-синий галстук, а потом повязать его мужу английским узлом. Возразила вполне справедливо:
— Напрасно ты считаешь, будто тебя все не любят. Что за вздор? Уж близкая родня наверняка знает, какой ты на самом деле милый.
Я со смехом поцеловала его, однако Женя ответил столь скептичным взглядом, что я засомневалась.
— Ты не понимаешь, - ответил он. - Maman, очевидно, хочет похвастаться невесткой перед всеми родственниками – а те до сих пор не верят, что я и впрямь женился. Они все собираются, чтобы поглядеть на тебя – неужто непонятно?
Слова про «похвастаться невесткой», признаться, меня изумили. И даже отозвались нечаянной радостью где-то в глубине души. Неужто, Людмила Петровна горда мною? Вероятно, ежели она сочла меня достойной, дабы показать родне.
— Что же в том плохого? – возразила я тогда мужу. – Пусть глядят – мне не жалко.
