— Не беспокойтесь, Юзеф, я на минуту – лишь попрощаться, - ответила ровно.
— Вот как… постойте-постойте, не бегите так, - он нагнал меня у лестницы в вестибюле и могучим телом перегородил дорогу. – Нам бы поговорить, Лидия Гавриловна. Меня Фустов не слушает, других тем более, но вы-то совсем другое дело…
— Нет-нет, у меня совершенно нет времени!
Я не стала даже вникать в его слова, пытаясь обойти огромного поляка. А когда мне это удалось, обрадовалась столь сильно, что едва не упустила весьма любопытную фразу:
— Мы ведь со дня на день Хаткевича станем арестовывать. Фустов сегодня в Главный штаб прошение для того собирается подавать. А доказательств никаких. Только загубит он себя да и все дело.
— Хаткевича? – я обернулась, пораженная. И сама подошла ближе, рассеянно уточнила: - Так ведь… вы разве не ездили в гостиницу, что на Васильевском? Неужто совсем ничего там не нашли?
Рыбий взгляд Вильчинского стал колючим и внимательным, он не лукавил, когда спросил:
— Какую еще гостиницу?
Однако. Неужто за две недели Фустов не только не нашел времени отправить людей в любовное гнездышко Ксении, но не и не поделился теми сведениями ни с кем. Вместо этого он взялся зачем-то арестовывать генерала.
А впрочем, мне не должно быть до этого дела.
Я цеплялась за последнюю эту мысль, как за спасательный круг: огромных усилий мне стоило не ответить Вильчинскому ничего – просто развернуться и идти дальше знакомыми коридором в приемную Фустова.
* * *
Глеб Викторович встретил как всегда радушно – и меня снова уколола совесть, за то что я исчезла так внезапно, не оставив и записки из двух слов. Видимо, я и впрямь ему нужна.
— Я обеспокоился неимоверно, когда вы пропали! Думал уж, что-то случилось, - признался он, усадив меня на софу под политической картой мира, и сам опустился рядом. Доверительно пожал мою руку, посетовав: - Все же делом мы заняты опасным… Лидия Гавриловна, предупреждайте меня в следующий раз, прошу. Вы же не хотите, чтоб я поседел раньше времени?
— Вовсе не хочу, простите, - я невольно улыбнулась, позабыв все заготовленные упреки относительно Хаткевича, и даже не нашла причины забрать руку. Выдавила через силу: - Но, боюсь, следующего раза не будет. Я вынуждена оставить расследование – надеюсь, вы пойме меня, Глеб Викторович.
В глазах его, только что улыбающихся, промелькнуло что-то. Страх? Отчаяние?
— Это из-за меня? – спросил он, посуровев. – Тогда на кладбище… я сделал или сказал что-то не то?
Я изумилась такому предположению и горячо заверила:
— Нет-нет, что вы! Вы здесь не при чем, мне совершенно не в чем вас упрекнуть!
А потом все произошло столь быстро, что я не успела даже испугаться. Глеб Викторович подался ко мне, а я, дабы сохранить меж нами расстояние, отшатнулась назад. Пока не уперлась затылком в спинку софы. Тогда-то он поцеловал меня, замершую от неожиданности и так и не нашедшую сил его оттолкнуть.
Целовал, пожалуй, умело, но ни пылкости, ни чувств, ни даже особенного напора в его поцелуе не было. И, когда я чуть собралась с мыслями, никакого труда мне не стоило увернуться от его губ и ужом сползти со злосчастной софы.
Нелепое недоразумение… Да что на него нашло?! - так думала я и, освободившись, не бросилась наружу с криками о помощи, а сочла достаточным обойти большой овальный стол для переговоров, отгородившись им от Фустова. Это было моей очередной ошибкой. Роковой на сей раз. Потому что, покинь я этот кабинет, покуда была возможность, мы все, возможно, еще сумели бы жить как раньше.
Но тогда я этого не знала и лишь упрекнула Фустова с досадой:
— Глеб Викторович, право, вы с ума сошли… Я замужем!
— Я осведомлен об этом, - ответил он ровно. Расстегнул тесный ворот мундира, а потом подошел к двери и несколько раз повернул ключ в замочной скважине. – Не бойтесь, никто не узнает.
Пожалуй, только тогда я и испугалась по-настоящему. И не придумала ничего лучше, чем броситься к двери – да поздно. Фустов перехватил меня, зажал в углу между стеной и шкафом. Конечно, он был сильнее. Легко обездвижил обе мои руки, обхватив каждое из запястий, и напирал всем телом, не давая и вздохнуть лишний раз. И все пытался меня целовать, надеясь, наверное, что я сдамся сама.
Деться было и впрямь некуда – единственное, что я еще могла, это крикнуть, увернувшись на миг от его губ:
— Помогите! Маша, помо… - впрочем, он тотчас зажал мне рот ладонью, и едва ли меня услышали в приемной.
Зато я поняла, что огласка – это то немногое, чего Фустов действительно боялся. Зажав мне рот, он затих, прислушиваясь к звукам за дверью. Тогда я уж не стала терять времени: освободившейся рукой из всех своих сил, не забыв применить и ногти, ударила его по щеке. А когда Фустов снова схватил меня за руку, я, отыскав где-то хладнокровие, ровно сказала:
— Если хоть пальцем меня тронете, то вам лучше сразу меня убить – поскольку я непременно расскажу все Шувалову. И, клянусь, вы потеряете свое место! Это самое меньшее, что вас ждет!
В его глазах снова показался страх. И еще как будто непонимание – отчего все складывается именно так? Кажется, он вполне искренне ждал, что я уступлю. Вольно или нет, но Фустов отшатнулся. Отпустил обе моих руки, и теперь, пожалуй, я могла даже беспрепятственно уйти. Только Глеб Викторович снова сбил меня с толку, заговорив неожиданно пылко:
— Нет-нет, Лидия, прошу, не надо! Кажется, я просто неверное вас понял… но мы все еще можем быть полезны друг другу. Позвольте, сделку?
Следовало бежать – бежать немедленно! Но меня будто парализовало. Я жалась в угол и пыталась определить: сколь часто этот человек употребляет кокаин? Достаточно ли, чтоб вовсе лишиться разума? Ведь в этом случае перечить ему точно не стоит.
— Я хочу, - вкрадчиво продолжил Фустов, - чтобы вы представили меня вашему опекуну. Чтобы рекомендовали меня ему и все силы отдали, дабы убедить его в моих лучших качествах. Словом, то же самое, что вам удалось провернуть с Кошкиным. И еще вы попросите Шувалова об одном одолжении для меня… Не смейтесь, это серьезно!
Наверное, мои нервы окончательно сдали. В глазах у меня стояли слезы, плечи мелко тряслись, и сердце гулко билось о ребра – от страха и отчаяния. Но из горла рвались истеричные смешки, которые мне не удавалось унять:
— Так это все только из-за моего опекуна? Через меня вы надеялись подобраться к нему? Что же за одолжение, о котором вы хотели просить его?
Фустов посуровел. Мои смешки определенно его разозлили:
— Об этом позже. Для начала спросите, что вы получите от нашей сделки.
— И что я получу от нашей сделки?.. – Меня все еще трясло. Боясь, что ноги не удержат, я выбралась из угла и опустилась на подлокотник ближайшего кресла.
Впрочем, самую чуточку мне и правда было любопытно.