— Извольте, сударыня – «Олень». Вас-то дожидаться аль не надо? – поинтересовался извозчик, чему-то ухмыльнувшись.
Я его отпустила, ибо понятия не имела, насколько задержусь. Да и улица эта вовсе не казалась мне злачным местом: несмотря на дождь, огороженный садик выглядел весьма симпатично. Клумбы здесь все еще пестрили цветами и зеленью, фонтанчики заглушали шум дождевых капель по чистым гравиевым дорожкам, а из-под деревянного навеса со сценой доносился женский смех и нестройные звуки оркестра.
Не зная, к кому обратиться, я торопилась укрыться хоть где-то, догадываясь, что моя бархатная шляпка с перьями давно превратилась в мокрую паклю. Но заглядывать под навес мне все же не стоило…
— Эй, красавица! – весело окликнули меня, когда я все-таки заглянула. И предложили: - Айда к нам – вином угостим!
Со мною такое бывает редко, но, право, я не знала, что ответить на вполне благодушное это приглашение. Здесь, кто группами, кто поодиночке, от дождя прятались мужчины, в основном молодые и не вполне трезвые, одетые вовсе не как господа. На коленях у одного сидела пышнотелая девица, еще более нетрезвая, в не по погоде открытом платье. Она смеялась и пыталась что-то петь.
Та девица и вывела меня из ступора взрывом своего хохота:
— Да на кой ей вино, Гринька! Ты ей мороженого пообещай, дите ж совсем!
На что Гринька ей возразил, весьма скабрезно прокомментировав мою фигуру… Наверное, мне стоило покраснеть. Или хотя бы ретироваться по-быстрому.
Гриньке я ответила прямым холодным взглядом, отчего улыбка его несколько померкла. А потом нашла глазами полового, который как раз наполнил до краев Гринькин бокал.
— Любезный! – позвала я. - Здесь и впрямь гостиница имеется?
— Так точно, сударыня. Вы нумер снять желаете?
— Нет… нумер наперед нанят. Подскажи-ка пройти куда?
Судя по тому, что полового больше занимали копейки, что я совала, чем моя скромная персона, я не спросила ничего из ряда выходящего. Видать, дамы разных возрастов, нанимающие здесь комнаты – дело привычное и успевшее наскучить.
— Во-он там, калиткою во двор идите-с, а оттудова по лесенке подымайте-с. Али изволите, чтоб проводили?
— Благодарствую. Сама найду…
Под десятками взглядов я все же чувствовала себя неловко – следовало хоть вуаль надеть перед выходом из дому. Но отступать поздно. Да и калитку долго искать не пришлось. А пройдя той калиткой во двор трактира, я тотчас поняла, отчего Ксения выбрала именно эту гостиницу… Проходы в каждый номер (или, по крайней мере, в некоторые) были отдельными и имели собственную лестницу – прямо со двора. То есть, ежели знать куда идти, то можно и вовсе не попадаться на глаза ни публике в саду, ни трактирным служащим. О да, Ксения была умна и предусмотрительна.
Нужный мне четвертый номер располагался на втором этаже. Имел, конечно, собственную лестницу, а окна его от любопытных глаз закрывала старая раскидистая сосна.
Однако замок в двери был самым дешевым и простым – я возилась с ним не более минуты…
Сперва мне показалось, что внутри номер непостижимым образом походит на скромную квартирку Тучиных. Но, должно быть, только из-за скудности интерьера. У Тучиных уют чувствовался в каждом уголке, на каждой полке, покрытой ажурной салфеткой. А здесь салфетка имелась только одна – пожелтевшая от старости, она укрывала подушку на кровати в самом углу комнаты. Подле нее тумбочка с оплывшей свечой. У противоположной стены ободранный шкаф с приоткрытой дверцей, и туалетные принадлежности за ширмой. Посредине – обеденный стол со стульями. Один из стульев аккуратно убран под столешницу, второй же был выдвинут… И вовсе не небрежно – на нем сидели. Долго сидели и смотрели на заправленную кровать.
Получается, он все же был здесь… ее любовник. Причем достаточно недавно – после него еще не успели убрать. Ах, если бы Фустов не торопился арестовать генерала, а оставил здесь засаду! Я даже с надеждою поискала глазами, но ничего не подсказывало, что в комнате был обыск. Разве что, дверца шкафа закрыта неплотно. Я подошла и, мало на что надеясь, заглянула внутрь него. Пусто, ежели не считать постельного белья на верхней полке.
С досадою закрыла дверцу и прошлась по комнате. Так зачем же он приезжал и сидел на стуле?! Из сентиментальных чувств? Не верю!
Но, сев на тот же стул, я обнаружила, что он и впрямь смотрел на кровать. Холодную, пустую, с пожелтевшей салфеткою на подушке… Наверное, он и впрямь любил ее, Ксению. И тосковал. Но все же совершенно неразумно приезжать сюда лишь для того, чтобы поглядеть на кровать.
А мужчина этот был человеком разумным – очень разумным! Ведь это он научил Ксению всему.
Я снова встала и, поддавшись порыву, заглянула внутрь прикроватной тумбы. Заглянула даже под тумбу – ничего. Обшарила кровать и поискала под матрасом – тоже ничего. Принялась медленно ходить из угла в угол, тщательно простукивая каблуками дощатый пол. Доски «играли», некоторые из них даже свободно отходили от пола, и я, не жалея собственных ногтей, пыталась их приподнять… Но так и не нашла ничего, кроме пары закатившихся в щели монет.
После вспомнила про шкаф и снова распахнула его дверцы. Стоило поискать в постельном белье на верхней полке… чем черт не шутит? Только полка та была высоковата: мне пришлось наступить на днище шкафа, чтобы дотянуться до простыней и – я едва устояла на ногах, потому как доска эта оказалась совершенно неустойчивой…
Я бы и не обратила на то внимания в иной раз. Но сейчас присела на корточки и внимательно осмотрела дно. Шкаф громоздился на коротких ножках, а доски из его днища, как оказалось, можно было вынуть… хоть и с некоторым усилием. Шкаф при этом угрожающе скрипнул, но падать не собирался – возможно, был прикручен к стене.
О да, любовник Ксении Хаткевич определенно разумен… Он не только знает, как обустроить тайник, но и осведомлен, где именно его устроить, чтобы не нашла полиция в случае обыска.
Под шкафом пушистыми клочками всюду лежала пыль – здесь едва ли хоть раз убирали и уж точно никогда не двигали шкаф с места. А меж тем, «играющие» доски в полу под ним даже не были приколочены. Я вынула одну, потом вторую и в этот раз удовлетворенно выдохнула. В коробке, пристроенной между лаг и древесной стружки, перевязанная бечевкой, находилась пачка писем.
Под нею еще одна, и еще – несколько дюжин писем. И, хотя конверты не были никак подписаны, я не сомневалась, что это письма Ксении. Точнее, письма ее любовника к ней. Вероятно, в них можно было отыскать и имя этого человека. Наверняка можно было, раз он посчитал важным забрать их из дома генерала!
И даже с веткою сирени я не ошиблась… мое сердце все-таки сжалось болезненно, когда я увидела ее сухие цветки. Ветка была обернута в полотенце – весьма бережно, чтобы древесная стружка не касалась иссушенных лепестков.
Логичнее было просто выбросить ветку. Это только ветка. Но сей разумный мужчина столь нежно ее сохранил… Он ведь и впрямь любил ее. Ксения не забавой для него была. И теперь уж мне кощунственной казалась мысль, что он мог причинить ей зло. Умышленно, по крайней мере.
