В гостиной было темно. Она была признательна Ришару, что он не стал ее ждать. Сняла пальто и открыла дверь спальни. «Адель, это ты?» – «Да, я, спи». Ришар повернулся, протянул руку и стал шарить в пустоте, пытаясь коснуться ее. «Я сейчас».
Ришар не закрыл ставни, так что, забираясь в постель, Адель видела умиротворенное лицо мужа. Он доверяет ей. Так просто и так жестоко. Если он проснется – увидит ли он следы, которые оставила на ней эта ночь? Если откроет глаза, прижмется к ней – почувствует он подозрительный запах, заметит ее виноватый вид? Адель злилась на него за его наивность, которая преследовала ее, отягчала ее вину и делала ее еще более недостойной. Ей хотелось исцарапать это гладкое нежное лицо, выпотрошить этого успокоительного чурбана.
И все же она любила его. У нее больше никого нет.
Она убеждала себя, что это было в последний раз. Что больше она не поддастся соблазну. Что отныне будет спать в этой постели с чистой совестью. Сколько бы он на нее ни смотрел, он ничего не увидит.
* * *
Адель хорошо выспалась. Натянув одеяло до подбородка, она рассказывала Ришару, что ей приснилось море. Не старое зеленоватое море ее детства, а то самое море, настоящее, с лагунами, бухтами и пиниями на берегу. Она лежала на твердой горячей поверхности. Наверное, на скале. Она была одна и осторожно, стыдливо снимала бюстгальтер. Прикрыв глаза, повернулась к открытому морю, и тысячи звезд – блики солнца на воде – не позволяли ей разомкнуть веки.
– И во сне я сказала себе: запомни этот день. Запомни, как ты была счастлива.
Она услышала шаги сына по паркету. Дверь спальни медленно приоткрылась, возникло круглое припухшее лицо Люсьена. «Ма-ам», – простонал он, протирая глаза. Забрался в кровать и положил голову на плечо Адель – он, обычно так упрямо избегающий объятий, такой резкий. «Как тебе спалось, мой хороший?» – тихо спросила она с бесконечной осторожностью, словно опасаясь, что малейшая неловкость разобьет этот благословенный миг. «Хорошо, мама».
Она встала, держа сына на руках, и направилась на кухню. Она волновалась, как самозванцы, которых еще не разоблачили. Была полна благодарности за то, что ее любят, и парализована страхом все потерять. Сейчас ничто не казалось ей дороже, чем успокаивающее жужжание электробритвы на другом конце коридора. Ничто, казалось ей, не стоило того, чтобы подвергать опасности утренние объятия сына, эту нежность, эту его потребность в ней, которой не будет ни у кого другого. Она напекла блинов. Быстро заменила скатерть, которая лежала на столе уже неделю, несмотря на желтое пятно посередине. Приготовила Ришару кофе и села рядом с Люсьеном. Она смотрела, как он жует блин и обсасывает пальцы, перемазанные вареньем.
Дожидаясь, пока муж выйдет из ванной, она развернула листок бумаги и начала составлять список. Список дел, которые предстояло сделать, а точнее, наверстать. Голова была ясной. Сейчас она расчистит повседневную жизнь, один за другим отбросит свои страхи. Будет выполнять свой долг.
Когда она пришла в редакцию, опенспейс был почти пуст. На месте оказалась только Клеманс, которая все равно выглядит так, будто здесь живет. И одежда у нее, кстати, всегда одна и та же. Адель сделала себе кофе и навела порядок на столе. Выкинула пачки распечатанных статей и приглашения на мероприятия, которые уже прошли. Разложила в синие и зеленые папочки документы, казавшиеся ей интересными, но в которые она точно никогда уже не заглянет. Со свежей головой и спокойной совестью она принялась за работу. Сосчитала до трех, чтобы справиться с отвращением, которое у нее вызывали звонки, и взялась за телефон. «Перезвоните позже». «А, нет, такие запросы нужно направлять по электронной почте». «Что? Какая газета? Нет, мне нечего вам сказать». Она натыкалась на препятствия и смело преодолевала их. Снова и снова бросалась в бой, повторно задавала вопросы, на которые ей отказывались отвечать. Настаивала. Когда писать уже не получалось, она выходила в длинный коридор, ведущий во внутренний дворик. Доставала сигарету, закуривала, держа в руке свои заметки, и повторяла вслух заголовок и концовку.
К четырем часам дня статья была закончена. Она выкурила слишком много сигарет. Удовлетворенной она себя не чувствовала. В редакции все оживились. Сирил был взвинчен. «Такого в Тунисе еще не бывало. Говорю тебе, все покатится под откос. Эта история кончится большой кровью». Она собиралась отправить материал главному редактору, и тут ее телефон завибрировал. Тот, белый. Она поискала его в сумке. Открыла.
«Адель, я без конца думаю о тебе и об этой волшебной ночи. Давай снова увидимся. На следующей неделе я в Париже, можем выпить или поужинать вместе, как ты захочешь. Нельзя, чтобы все так и закончилось. Николя».
Она сразу же удалила сообщение. Ее трясло от злости. Этого субъекта она встретила на коллоквиуме в Мадриде месяц назад. Работать никому не хотелось. Журналисты только и думали, как насладиться бесплатным спиртным и люксами, оплаченными ученой комиссией с мутными источниками финансирования. Ближе к трем ночи она пошла с Николя к нему в номер. У него был нос с горбинкой и очень красивые волосы. Они тупо занимались сексом. Он то и дело щипал и покусывал ее. Она не попросила его надеть презерватив. Что правда, то правда, она была пьяна, но она позволила ему трахнуть ее в задницу без презерватива.
На следующее утро, при встрече в вестибюле гостиницы, она обдала его холодом. Не сказала ни слова, пока они ехали на машине в аэропорт. Он выглядел удивленным и сбитым с толку. Похоже, он так и не понял, что внушает ей отвращение.
Она дала ему свой номер. Сама не зная зачем, дала ему номер белого телефона, который обычно предназначался для тех, кого она хотела бы увидеть еще раз. Внезапно она вспомнила, что сказала ему, где живет. Они говорили о ее квартале, и он добавил: «Обожаю восемнадцатый округ».
* * *
Идти на этот ужин Адель не хотела. Она с трудом выбрала, что надеть, а это предвещало неудачный вечер. Волосы были тусклыми, а кожа бледнее обычного. Она заперлась в ванной и что-то вяло отвечала Ришару, который торопил ее. Сквозь дверь она слышала, как он беседует с няней. Люсьен уже спал.
В конце концов Адель оделась в черное – цвет, который она никогда не носила, когда была моложе. Ее гардероб был причудливым, необычных оттенков, от красного до ярко-оранжевого, от лимонно-желтых юбок до неоново-голубых туфель. С тех пор как она стала увядать, а ее блеск, как ей казалось, пропал, она предпочитала темные тона. Она добавляла крупные украшения к серым свитерам и черным водолазкам.
В этот вечер она выбрала мужские брюки и свитер с вырезом на спине. Слегка подчеркнула бирюзовым карандашом свои зеленые глаза цвета японского пруда. Накрасила губы, потом стерла помаду. Вокруг рта остался красноватый след, словно от жадного поцелуя. За дверью послышался голос Ришара, вежливо спрашивающий: «Ты скоро?» Она знала, что сейчас он улыбается няне, словно говоря: «Ох уж эти женщины, обожают наряжаться». Адель была готова, но хотела, чтобы он ее подождал. Она расстелила на полу ванной полотенце и прилегла. Закрыла глаза и замурлыкала песенку.
