И, словно по сигналу, все заговорили в один голос.
– Но какой именно демон вселился в тело мальчишки? А что, если он вернется?
– Ну и что, если вернется? Без тела это всего лишь дух демона, так?
– Как он снял руны с убитых? Джеймс, ты знаешь?
– Что же это за демон, которому под силу вызвать Принца Ада? Как он собирался его контролировать?
– Демоны слишком тупы для таких сложных интриг!
Уилл, который все это время сидел, закинув ноги на стул, сделал движение, и стул перевернулся. Услышав грохот, все смолкли.
– Довольно разговоров, – твердо сказал Уилл. – Многие из вас уже знают, что Консул сейчас находится в лазарете у постели раненого сына. Однако она передала нам приказ через Брата Захарию. – И он кивнул в сторону Джема. – Мне поручено провести официальное расследование преступления, чем я и займусь немедленно. С завтрашнего дня. А сейчас прошу всех, кто не нуждается в медицинской помощи и чьи родственники не находятся в лазарете, разойтись по домам. Судя по всему, опасность миновала, но теперь нам предстоит большая работа. Следует известить Конклав в Идрисе, начать ремонт здания. Это наш Институт, и мы не позволим каким-то Принцам Ада превратить его в руины.
Последовали вялые аплодисменты. Когда в библиотеке стало свободнее, Уилл обернулся к Джеймсу, и тот догадался, о чем думает отец. «Сначала Велиал, а теперь Левиафан? Два Принца Ада?» Это не могло быть совпадением. Отец Джеймса был умен; возможно, даже слишком умен. Но он умел ждать и знал, что рано или поздно тайное становится явным. Джеймс не сомневался, что отец скоро обо всем догадается.
– Ну что ж, – усмехнулся Алистер, – могу сказать, что твой супруг наделен богатым воображением и ловко умеет врать.
Корделия едва заметно улыбнулась. Она так обрадовалась, увидев Алистера; она знала, что просто не вынесет еще одного несчастья. Только не сегодня. Он выглядел так, словно минуту назад выбрался из-под развалин: волосы спутались, одежда была порвана в нескольких местах и покрыта известковой пылью. Это наверняка его безумно раздражало. Сона придет в негодование, когда он явится домой в подобном виде, подумала Корделия и вдруг почувствовала какую-то особенную нежность к брату. Пусть он не был безукоризненно одетым чопорным английским джентльменом, ей было все равно; наоборот, таким она любила брата в сто раз сильнее.
Алистер стоял рядом с ней, пока Джеймс рассказывал свою историю, и она была ему благодарна за это. Она пребывала в полной растерянности, не знала, как себя вести, что говорить и вообще как жить дальше.
Корделия чувствовала гордость за Джеймса, который не побоялся пойти против Инквизитора, выступил перед всем Анклавом, мгновенно сочинил правдоподобную историю, в которой ни словом не упомянул ни о призраках, ни о видениях, обошел молчанием ее глупый, позорный поступок. Она невольно восхищалась его смелостью, но одновременно страшилась того, что будет дальше. Они ступали по тонкому льду, и она понимала, что они не смогут лгать бесконечно. Рано или поздно истина должна была выйти наружу.
После окончания сражения с демонами Корделия несколько раз ловила на себе странный взгляд Джеймса – как будто он хотел обратиться к ней с какими-то словами, но не смел. Она даже не могла представить себе, что такого он хотел ей сказать. Сейчас он был занят разговором с Джемом и вообще не смотрел на нее.
– Oun dorough nemigoft, – ответила она Алистеру на персидском языке. Она не думала, что кто-то услышит их разговор, поскольку они стояли в укромном углу, за шкафом с книгами по магии цифр; однако Корделия решила, что лишняя осторожность не помешает. – Это была не ложь. Просто он сказал не всю правду.
Темные глаза Алистера смеялись.
– Да, я понял. Я прекрасно знаю, как надо правдоподобно лгать, Лейли.
Корделии захотелось свернуться в клубок и спрятаться подальше, забиться в какую-нибудь нору. Захотелось крикнуть, чтобы брат больше не называл ее этим именем. Оно слишком походило на имя Матери Демонов, а кроме того, оба слова означали «ночь».
– Сейчас я не могу открыть тебе всего, – ответила она. – Но одну вещь ты должен узнать. Несколько дней назад я сказала тебе, что недостойна Кортаны; сегодня я окончательно убедилась в этом.
– Разве не ты ранила и изгнала демона, вселившегося в тело Джесса Блэкторна?
– Да, изгнала, – пробормотала Корделия, – но я не…
Алистер качал головой.
– Ты должна взять себя в руки и прекратить это, – перебил он сестру. – Если ты будешь повторять, что недостойна, рано или поздно ты действительно станешь недостойной. Наши страхи имеют свойство становиться реальными, Лейли.
Корделия вздохнула.
– Когда собрание закончится, мне хотелось бы сначала поехать с тобой на Корнуолл-Гарденс, – сказала она. – Я уже давно не видела Mâmân. Там мы с тобой обсудим…
– Алистер, – раздался у нее за спиной голос Мэтью.
Брат и сестра в недоумении оглянулись; они не слышали его шагов. В комнате было много людей, кто-то уходил, кто-то приходил, все переговаривались вполголоса. Должно быть, Мэтью только что вернулся из лазарета. Он стоял, сунув руки в карманы, и пристально разглядывал Алистера и Корделию. Его золотистые волосы были растрепаны, на одежде виднелись большие пятна крови. Корделия знала, что это кровь Чарльза, но все равно смотреть на Мэтью было жутковато.
– Мэтью, – обратилась она к нему, – у тебя все в порядке?
Он бросил на нее какой-то странный, пронизывающий взгляд, после чего повернулся к Алистеру.
– Послушай, Карстерс, – заговорил он. – Я, конечно, не знаю, что там у вас, и знать не желаю, но мой брат лежит в лазарете в тяжелом состоянии и просит, чтобы ты пришел. Мне хотелось бы, чтобы ты выполнил его просьбу.
Алистер нахмурился.
– У нас с Чарльзом… – медленно произнес он. – Я бы не сказал, что мы находимся в хороших отношениях.
– К дьяволу хорошие отношения! – рявкнул Мэтью. – Алистер, Корделия уверяет меня, что у тебя есть сердце. Она сказала, что ты изменился с тех пор, как закончил школу. Тот мальчишка, с которым мы учились вместе, отказался бы навестить моего брата только ради того, чтобы позлить меня. Не поступай так, иначе ты выставишь свою сестру лгуньей. Она гораздо лучше и выше тебя, и если она в тебя верит, ты должен постараться оправдать ее ожидания. Я бы, по крайней мере, поступил так на твоем месте.
Алистер был потрясен до глубины души; в его случае это выражалось в том, что он застыл, как изваяние, и медленно моргнул несколько раз.
– Хорошо, – наконец пробормотал он. Потом погладил Корделию по волосам. – Ta didar-e bad
[80], – сказал он и ушел, больше не взглянув на Мэтью.
Корделия смотрела вслед брату. Он подошел к Джему и заговорил с ним. При этом Джем время от времени поднимал голову, и Корделии казалось, что кузен на нее смотрит. Она не могла разглядеть его лицо с такого расстояния, но услышала его голос:
