Корделия кивнула.
– Спасибо. Я думала, что в больнице ему помогут, но…
Джеймс ласково погладил ее по щеке.
– В последнее время ему пришлось испытать немало тревог и волнений. Я уверен, что такого больше не повторится. Пусть он проведет ночь в бильярдной, он никому не помешает.
Она взглянула на Алистера. Он с бесстрастным видом говорил что-то матери. Корделия всегда считала, что его неприятный характер был результатом беспорядочного воспитания и детства, проведенного в одиночестве, но сейчас она поняла, что дело не только в этом. Как часто Алистеру приходилось улаживать последствия безумных выходок отца? Какой след это оставило в его душе?
«Мы поговорим об этом дома. Я заварю чай, и мы…»
Но нет. Она не поедет сегодня домой, на площадь Корнуолл-Гарденс. Она не будет ночевать в одном доме с Алистером. Она отправится домой с Джеймсом. В их собственный дом, где они отныне будут жить вдвоем.
Она подняла голову. Лицо Джеймса было совсем рядом, и она видела его бледно-золотые глаза с янтарными искорками, крошечный белый шрам на подбородке. Его прекрасные губы, которые она целовала несколько часов назад. Взгляды их встретились, и ей показалось, что он не хочет отворачиваться, хочет смотреть в ее глаза вечно. Но она знала, что это всего лишь мечта, иллюзия.
Она вдруг ощутила усталость, бесконечную усталость. Весь день она играла роль. Сейчас она хотела лишь одного: поехать домой, где бы ни был этот дом. И если «быть дома» значило «быть с Джеймсом», что ж, пусть; она больше не может притворяться перед собой, лгать себе и говорить, что не хочет этого.
– Поехали домой, Джеймс, – прошептала она. – Отвези меня домой.
5
Король мертв
«Мир я сравнил бы с шахматной доской:
То день, то ночь… А пешки? Мы с тобой.
Подвигают, притиснут – и побили.
И в темный ящик сунут на покой»
[15].
Омар Хайям, «Рубаи»
Новобрачные покинули Институт без лишнего шума, оставалось только попрощаться с семьями и поверенными. Люси крепко прижала к себе Корделию, но промолчала – наверное, впервые в жизни она не знала, что сказать. Через плечо подруги Корделия увидела, как Мэтью шепчет что-то на ухо Джеймсу. Джеймс улыбался.
– Позаботься о моем мальчике, – обратился Уилл к Корделии; невесте на мгновение показалось, что свекор сейчас взъерошит ей волосы, но, видимо, его отпугнуло изобилие цветов и жемчужин.
Последним подошел Алистер и ласково погладил сестру по щеке.
– Agar oun ba to mehraboon nabood, bargard khooneh va motmaen bash man kari mikonam ke az ghalat kardene khodesh pashimoon besheh.
«Если он обидит тебя, возвращайся домой, и я заставлю его пожалеть».
Таким образом Алистер хотел дать понять, что будет скучать по ней. Корделия отвернулась, чтобы скрыть улыбку.
Когда они выходили из Института, Джеймс немного отстал, и Корделия обернулась посмотреть, в чем дело. Огромное средневековое здание показалось ей чужим и враждебным. Все происходило словно во сне. Джеймс, остановившись на пороге, сделал вид, что надевает перчатки, а сам с тоской смотрел на выбоины в каменных ступенях, оставленные ногами множества посетителей за сотни лет существования Института, на деревянные перила главной лестницы, отполированные тысячами рук. Корделии было не по себе, когда она покидала особняк в Южном Кенсингтоне, где прожила всего четыре месяца. Как же чувствует себя Джеймс, уезжая из родного дома?
– Ты собираешься мне сказать, где мы будем жить? – обратилась она к своему молодому мужу в надежде его отвлечь. – Или это по-прежнему страшная тайна?
Джеймс поднял голову, и она с облегчением заметила в его золотых глазах веселые искорки.
– Я хранил свой секрет достаточно долго. Он может подождать еще час.
– Ну что ж, надеюсь, дом обставлен с невиданной роскошью, иначе вам не поздоровится, мистер Джеймс Эрондейл, – с притворной суровостью произнесла Корделия, когда они спускались по заснеженным ступеням. Солнце село, и на западном горизонте осталась только узкая светлая полоса; на притихший город опустились зимние сумерки.
Бриджет уже велела подать карету; как и дом, экипаж был подарком от Тессы и Уилла. Это была легкая двухместная карета, но в ней имелись откидные сиденья, так что при необходимости можно было подвезти еще двух человек. Знакомый кучер, много лет служивший в Институте, прикоснулся к шляпе в знак приветствия. В карету был запряжен Ксанф, конь, принадлежавший Уиллу с молодости; у него были умные глаза, белая морда в крапинку и ровный характер. Отныне Ксанф стал собственностью Джеймса и Корделии, а Люси, выйдя замуж, должна была получить Балия. У Корделии была привычка кормить Ксанфа морковью; наверное, поэтому Уилл решил, что этот конь придерживается благоприятного мнения о девушке и обрадуется, если она станет его новой хозяйкой. Услышав это от Уилла, Корделия просто кивнула, но потом спросила Джеймса, пошутил отец или говорил серьезно насчет «благоприятного мнения» лошади.
– Мне и самому бывает трудно понять, – ответил Джеймс. – Иногда он просто разыгрывает нас, а иногда сам верит в то, что говорит. Валлийские суеверия. Думаю, когда речь идет о его лошадях, он вполне серьезен.
Корделия вдруг обнаружила, что довольна, очутившись в знакомом экипаже, в который запряжена знакомая лошадь. Уже некоторое время она пыталась настроиться соответствующим образом и, несмотря на предостережения матери, старалась радостно предвкушать сюрприз в виде нового дома. Однако, несмотря на все усилия, воображение рисовало ей сырые комнаты, покрытые плесенью обои, отсутствие отопления и, возможно, даже мебели. А что, если у дома нет крыши? Невозможно, такой недостаток заметил бы даже Джеймс. Кроме того, в доме хлопотала Райза; она отправилась туда после церемонии, чтобы приготовить все к прибытию молодоженов. Корделия постаралась скрыть улыбку, на мгновение представив себе, как старая служанка сердито бранится при виде снега, насыпавшегося через дыру в крыше в ведерко для угля.
Корделия слушала стук колес, смотрела в окно и пыталась понять, где же все-таки находится ее новый дом. Некоторое время они ехали на запад по Стрэнду, не без труда преодолели забитую экипажами Трафальгарскую площадь, потом проехали по Пэлл-Мэлл мимо здания Военного министерства, охраняемого королевскими гвардейцами в медвежьих шапках. Еще несколько поворотов, и Корделия заметила на одном из домов табличку «Керзон-стрит». Они остановились в тихом квартале, у крыльца симпатичного дома, выкрашенного белой краской. Корделия с облегчением увидела, что у дома имеется крыша, а также все необходимые внешние атрибуты, в частности дверь и стекла в окнах.
Некоторое время она смотрела на дом-игрушку, не веря своим глазам, потом обернулась к Джеймсу и сердито ткнула его пальцем в грудь.
