– Боюсь, сегодня так называемый неудачный день, – задыхаясь, вымолвила Люси, выпрямилась и потерла ноющую поясницу. – Наверное, мы обе слишком заняты мыслями о последних событиях, поэтому не можем сосредоточиться на тренировке.
– Честно говоря, я вообще не думала об убийствах. Это очень плохо? – чувствуя себя немного неловко, проговорила Корделия.
– Зависит от того, о чем ты на самом деле думала, – объявила Люси. – Если о новой шляпке – плохо, а если о смысле жизни – то уже лучше.
– Я думала об отце. Завтра вечером мы с Джеймсом приглашены на обед к родителям. Я увижу его в первый раз после свадьбы. – Она нетерпеливым жестом убрала со лба влажные от пота волосы. – Я так сильно хотела спасти его, вернуть его, – говорила она. – Я сделала все, что могла, чтобы освободить его из тюрьмы, и вот он здесь, в Лондоне, у себя дома, но я не знаю, радоваться мне или печалиться.
– Его отправили в Басилиас потому, что ты победила демона-мандихора, – напомнила ей Люси. – Иначе его посадили бы в тюрьму, Маргаритка, и он сейчас сидел бы в камере. Могу себе представить твои чувства, но не забывай: ведь именно благодаря тебе он получил шанс покончить с прошлым и начать новую жизнь. Я уверена, он это понимает.
– Может, и так, – невесело улыбнулась Корделия. – Только… я не знаю, что ему сказать, о чем говорить с ним, и у меня нет времени это обдумать. И еще мне кажется, что нельзя заставлять Джеймса идти со мной на семейный обед, где мы все будем чувствовать себя так неловко…
– Он теперь член твоей семьи, – твердо заявила Люси, – так же, как и я; ты моя сестра и останешься моей сестрой до самой смерти. Мы всегда будем сестрами и парабатаями. Остальное не имеет значения. На самом деле… – Она огляделась. – А почему бы нам не отрепетировать церемонию?
– Церемонию парабатаев? – удивилась Корделия. Поразмыслив, она признала, что это неплохая идея. – А ты помнишь все реплики?
– Я присутствовала на церемонии, когда Джеймс и Мэтью стали парабатаями, – сказала Люси. – Думаю, я вспомню. Итак, представь себе, что ты стоишь в огненном кольце, а я – в другом.
– Надеюсь, нам разрешат надеть броню, – улыбнулась Корделия, принимая величественную позу. – Иначе у нас юбки загорятся.
Люси вытянула перед собой руки и знаком дала Корделии понять, что она должна сделать то же самое. Они взялись за руки, и Люси с очень серьезным лицом начала:
– Несмотря на то что большинство парабатаев – мужчины, в церемонии используются слова из Писания, с которыми Руфь обратилась к Ноеминь. Слова, которые одна женщина сказала другой. – Она улыбнулась Корделии. – «Не принуждай меня оставить тебя и возвратиться от тебя; но куда ты пойдешь, туда и я пойду…»
[27]
Внезапно Люси подскочила на месте, как будто ее укусила оса, и опустила руки. Корделия испуганно шагнула к ней, забыв о том, что стоит в воображаемом огненном круге.
– Люси, с тобой все в порядке?
В дверях стояла Филомена ди Анджело. На лице ее застыло нарочито скучающее и недовольное выражение; черные брови и надутые ярко-алые губы придавали ей вид неумело загримированной актрисы.
– Ах, Люси, я не знала, что вы здесь, – пробормотала итальянка, окидывая помещение равнодушным взглядом. – Мистер Лайтвуд предложил мне осмотреть зал для тренировок, поскольку я его еще не видела. Должна признаться, – добавила она, – что меня больше интересует архитектура, культура и музеи Лондона, чем информация о том, тыкают ли британские Сумеречные охотники в демонов острыми предметами. Я подозреваю, что нет. А вы что думаете?
Люси взяла себя в руки, изобразила восторженную улыбку и воскликнула:
– Вы помните Корделию, Филомена? Она вышла замуж две недели назад…
– Ах да, за того молодого человека, который выглядит magnifico
[28] в abiti formali
[29], – вздохнула Филомена. – Quelli sì che sono un petto su cui vorrei far scorrere le dita e delle spalle che mi piacerebbe mordere.
Корделия прыснула со смеху.
– Боюсь, что, если вы подойдете к Джеймсу и – как вы сказали? – укусите его в плечо, он будет сильно обеспокоен.
– Я не знала, что вы говорите по-итальянски! – обрадовалась Филомена. – Но вообще-то я сказала, что хотела бы ласкать его обнаженное тело и осыпать жгучими поцелуями его плечи…
– Филомена! Вы говорите о моем брате! – возмутилась Люси. – Который к тому же является супругом Маргаритки. Уверяю вас, в Анклаве найдется множество других красивых мужчин. У Томаса прекрасные плечи. О них ходят легенды.
Филомена удивилась.
– Томас? Да, но… – Она перевела взгляд с Люси на Корделию и сделала небрежный жест. – Меня больше заинтересовал сын Консула. Конечно же, не рыжий, а другой.
– Завтра Анна Лайтвуд устраивает вечеринку у себя в квартире, – сообщила Люси. – Вы должны пойти! Там будут все молодые люди Анклава. И Мэтью тоже.
– L’affascinante
[30] Анна устраивает вечер? – Филомена захлопала в ладоши. – Это другое дело! Я думаю, мне понравится.
– О, если вы интересуетесь искусством и культурой – и мужскими фигурами, – то обязательно понравится, – заверила ее Корделия. Ей уже не терпелось подразнить Джеймса, рассказывая ему о хорошенькой итальянке, у которой он вызвал такие страстные желания. – Вы встретите там цвет нашего общества.
– Превосходно, – сказала Филомена и тряхнула черными волосами. – Рим завоевал мир за шестьсот лет. Я завоюю Лондонский Анклав за один вечер.
Визит Джеймса в особняк Паунсби был тягостным и потребовал от него напряжения всех сил. Портьеры в гостиной были задернуты, чтобы не пропускать яркий дневной свет. Огастес все это время сверлил Джеймса ненавидящим взглядом, как будто тот совершил нечто неприличное, явившись к ним в дом, а вдова Бэзила, Юнис, долго рыдала у Джеймса на плече, повторяя, что он всегда был хорошим мальчиком и превратился в чуткого и заботливого молодого человека.
Джеймсу не терпелось выбраться оттуда и сломя голову понестись в Мэйфэр. Но воспитание и преданность родителям одержали верх, и он оставался с Паунсби почти целый час. К счастью, в конце концов появились Гидеон, Софи и Евгения, и он получил возможность спастись бегством.
Джеймс почувствовал огромное облегчение, увидев в окно кареты дом Консула на Гровнор-сквер. При виде этого здания ему всегда становилось как-то спокойнее, ведь в свое время он провел здесь немало счастливых часов. Однако едва Джеймс успел войти, как стало ясно, что сегодня спокойствия ему не видать.
Он хотел сразу идти в лабораторию, предполагая, что друзья находятся там. К несчастью, его остановила сцена, которую он случайно увидел через открытую дверь кабинета Консула. Мэтью развалился на кушетке, подобно Клеопатре, и со скучающим видом полировал ногти, а мрачная Шарлотта расхаживала перед ним из угла в угол. Пес Оскар, свернувшись на своей подушке, негромко посапывал во сне.
