– Недди, – удивился Джеймс, непроизвольно стиснув дверную ручку. – Что ты здесь делаешь? Кого-то еще убили?
– Нет, сэр, – пробормотал мальчишка, роясь в кармане. Наконец, он выудил мятую бумажку и сунул Джеймсу. – Пока ничего не слышно о том, чтобы убили кого-то из Сумеречных охотников.
Ничего не слышно. Убийца сегодня не нанес очередной удар. Джеймс испытал облегчение, смешанное с разочарованием: сегодня он знает не больше, чем вчера. Убийства происходили беспорядочно, не каждую ночь, а через день или через два. Джеймс не мог быть уверенным, что новых смертей не будет, и не знал, что делать сегодня ночью. Веревки почему-то не помогли.
Развернув бумажку, Джеймс узнал почерк Томаса. Он быстро просмотрел письмо. Мэтью повез Корделию на прогулку, чтобы помочь ей развеяться; Томас и Кристофер скоро придут на Керзон-стрит. «Я знаю, что смерть Элиаса явилась для тебя потрясением, – писал Томас. – Но ты держись. Райза сказала, у тебя был такой вид, будто тебя самого приговорили к смерти».
– Выходит, у вас порядок? – спросил Недди. – А если порядок, мне чаевые будут?
Джеймс принялся искать в кармане шиллинг, и, подняв голову, заметил, что мальчишка в изумлении разглядывает огромный сверкающий экипаж, подкативший к крыльцу. Джеймс недовольно нахмурился, узнав карету Фэйрчайлдов по эмблеме в виде крыльев фэйри. Неужели это Шарлотта?
Джеймс вложил монету в ладонь Недди и велел ему уходить. В этот момент дверца кареты открылась, появилась миниатюрная ручка в серой перчатке, затем пышные юбки цвета слоновой кости и светлая норковая шубка. Наконец, Джеймс увидел сложную прическу, сооруженную из необыкновенных белых волос, сверкавших на солнце, словно серебро.
Это была Грейс.
Корделия нашла в сумочке длинный шерстяной шарф и обмотала голову вместе со шляпой, чтобы головной убор не унесло ветром. Несмотря на довольно интенсивное движение на улицах Лондона, маленький автомобиль несся со сказочной быстротой; ему удавалось проскользнуть там, где не могли проехать громоздкие кареты. Они протиснулись между омнибусами, задели тележку молочника и едва не вылетели на тротуар. Ошеломленная Корделия придерживала шляпу руками. Рабочие, шагавшие слишком близко к проезжей части, осыпали их бранью.
– Прошу прощения! – крикнул Мэтью, ухмыляясь, затем ловко развернул машину и рванул к очередному перекрестку.
Корделия сурово посмотрела на него.
– Ты действительно знаешь, куда ехать?
– Конечно, знаю! У меня есть карта.
Он вытащил из кармана тоненькую книжечку в красном тканевом переплете и протянул ей. На обложке было вытиснено название: «Дорога в Бат».
– Когда доберемся до места, нам определенно понадобится баня!
[49] – воскликнула Корделия, заворачиваясь в покрывало. Автомобиль расплескал во все стороны холодную грязную воду из лужи, и ее платью тоже досталось.
Они проехали Хаммерсмит, следуя вдоль Темзы; время от времени Корделия различала за домами и фабричными зданиями блеск воды. Мимо промелькнул указатель поворота на Чизвик; Корделия вдруг вспомнила Грейс, и ей почему-то стало неприятно.
Когда они выехали из Брентфорда, улицы которого были забиты омнибусами, количество экипажей на дороге постепенно уменьшилось и пригороды уступили место сельскому пейзажу. По обе стороны дороги тянулись заснеженные поля, озаренные розоватым светом встающего солнца. Мэтью был без шляпы; ветер развевал его волосы, и он радостно улыбался Корделии.
Она никогда не испытывала ничего подобного. Широкий мир раскинулся перед ними, дорога бежала вперед, обещая много нового и неизведанного. С каждой милей, оставшейся позади, боль в сердце постепенно ослабевала. Она больше не была Корделией Карстерс, которая вчера потеряла отца, которая любила мужчину без всякой надежды на взаимность. Она была свободным безымянным существом, она летела над дорогой, подобно птице. Глядя на зеленые холмы с белыми пятнами тающего снега, на деревушки и столбы дыма, поднимавшиеся из труб, Корделия вдруг представила себе, каково живется Мэтью. Хорошо жить одному, ходить и ездить, куда захочется, когда захочется. Никому и ничему не принадлежать полностью, заглядывать ненадолго на вечера и приемы, никому ничего не обещать, обижать хозяев, не явившись на праздник, или появляться с опозданием, к восторгу всех знакомых. Она знала, что у Мэтью нет ни одной настоящей привязанности, никто не имеет над ним власти, кроме Джеймса.
Разумеется, из всех ее друзей именно Мэтью должен был проявить такой интерес к автомобилю, подумала она. Он искал именно это ощущение, чувство полета, скорости, шум, отвлекающий от унылых мыслей. Возможно, впервые в жизни ей захотелось того же – забыть обо всем и обо всех, оставить привычную размеренную жизнь.
Корделия держала карту на коленях и следила за маршрутом. Они проехали Хаунслоу, Колнбрук, Слау, Мэйденхед. В Мэйденхеде они сделали небольшую остановку и выпили чаю в гостинице на берегу Темзы, неподалеку от красивого каменного моста с семью арками. Гостиница была старинной, и атмосфера здесь царила викторианская; две пожилые леди, сидевшие за завтраком, неодобрительно разглядывали взъерошенных, забрызганных грязью молодых людей. Мэтью одарил их ангельской улыбкой, и они захлопали ресницами и засуетились, словно два встревоженных воробья.
Автомобиль снова несся вперед, деревни мелькали мимо Корделии, словно театральные декорации: Твайфорд, Тил, Вулхэмптон, Тэчем, Ламбурн. В последней деревне, на маленькой рыночной площади, нашелся трактир под названием «Святой Георгий», где можно было оставить автомобиль. Их встретил уютный полумрак, но замерзшая Корделия, не обращая внимания на интерьер, сразу устремилась к огромному камину, в котором ревел огонь. К счастью, столик у камина оказался свободным. Корделия заподозрила, что в середине декабря путешественников в этих краях немного.
К ним поспешила служанка, молодая женщина в хлопчатобумажном платье с цветочками и белом переднике. Она была миловидной, рыжеволосой, с большой грудью и крутыми бедрами. От Корделии не ускользнул взгляд, брошенный служанкой на Мэтью – он выглядел шикарно в своем кожаном пальто, с автомобильными очками, поднятыми на лоб, и живописными растрепанными локонами.
Мэтью тоже заметил проявленный к нему интерес. Он заказал эль для себя и имбирное пиво для Корделии, потом, нахально подмигнув, осведомился, какое блюдо здесь самое приличное. Девушка отчаянно кокетничала с Мэтью, как будто он был один. Корделия, не обращая на них внимания, разглядывала посетителей – в основном это были фермеры и торговцы. В Лондоне она не привыкла видеть людей, выпивающих с утра, но деревенские наверняка начинали работу задолго до рассвета.
Когда девица отправилась на кухню за мясным пирогом, Мэтью обратил свои чары на Корделию, но мальчишеская улыбка оставила ее равнодушной.
– Бог мой, – сказала она. – Ты ужасный сердцеед.
Мэтью обиделся.
