– Мне не нужны слова, – прошептала она. – Просто поцелуй меня. Поцелуй меня, Джеймс, и я пойму, что ты меня любишь.
«Ты меня любишь. Ты меня любишь. Ты меня любишь».
Некая могущественная сила, которая против его воли завладела его сердцем и душой, пробудилась, зажгла его кровь; Джеймса окутал аромат духов Грейс, аромат жасмина и сладкой мирры. Он закрыл глаза и взял ее запястья. Голос разума бурно протестовал, когда он привлек девушку к себе; она была тоненькой, хрупкой – почему в его воспоминаниях она была сильной, с женственными формами? Он прижал губы к ее губам и услышал, как она удивленно ахнула.
Грейс обвила руками его шею, безвольно прижалась к нему, а он целовал ее со страстью, поразившей его самого. Его сжигало отчаянное, ненасытное желание. Как будто он попал на пир фэйри и отведал их фруктов – чем больше смертный человек поглощал этого фрукта, тем сильнее ему хотелось есть, и в конце концов несчастный погибал от голода в окружении яств.
Наконец, Джеймс выпустил девушку и, пошатываясь, отступил; судя по ее виду, она была ошеломлена не меньше него. Он чувствовал внутри бесконечную пустоту. Он тонул в этой пустоте, испытывал невыносимую физическую боль.
– Мне нужно идти, – пробормотала она. На щеках ее горел румянец. – Теперь я понимаю, что мне не следовало приходить сюда. Я больше не… этого не повторится.
– Грейс…
Остановившись на полпути к двери, она резко обернулась и окинула его гневным взглядом.
– Не знаю, кого ты сейчас целовал, Джеймс Эрондейл, – сказала она. – Но совершенно точно знаю одно: это была не я.
Довольно скоро перед путешественниками показалась деревня Аффингтон, за которой поднимался крутой холм. Мэтью и Корделия сразу заметили гигантскую лошадь, похожую на неуклюжий детский рисунок. Лошадь занимала весь склон. Поблизости мирно паслись овцы, на которых знаменитый доисторический артефакт не производил ровно никакого впечатления.
Мэтью доехал до конца дороги, а когда началась грязная извилистая тропа, оставил «Форд» на обочине. Дальше они пошли пешком. Здесь дул резкий, пронизывающий ветер, но, к счастью, Корделия надела толстое шерстяное пальто. Когда они добрались до первой траншеи, лицо у Мэтью стало совсем красным от холода. Меловые камни, заполнявшие выемки в земле, были на удивление белыми – ни дожди, ни грязь не испортили их.
– Смотри, – указала Корделия. Она почувствовала странную уверенность в себе, инстинкт подсказывал ей, что она поступает правильно и идет туда, куда нужно. – Лошадь смотрит вон туда, можно сказать, тычет носом. У той рощицы начинается тропа, видишь? Я думаю, это какая-то древняя дорога.
Мэтью показался ей немного испуганным, но без возражений принялся спускаться следом за ней к указанной тропе; Корделия путалась в юбках, и время от времени им приходилось останавливаться, чтобы передохнуть. Она пожалела, что не надела броню; с другой стороны, в броне было бы совсем холодно.
– Смотри! – окликнул ее Мэтью, когда они, наконец, очутились в начале тропы, и указал на деревянный столб, наполовину ушедший в землю. К столбу была приколочена прямоугольная табличка с надписью «Риджуэйская дорога».
– Значит, вот она какая, – прошептал он благоговейно. – Старейшая дорога в Британии. Ее проложили еще до прихода римлян.
– Если написано, значит, так оно и есть, – ответила Корделия без прежнего энтузиазма. Почему-то ей стало немного страшно, как будто она стояла у ворот Безмолвного Города или у входа в Зал Соглашений. Как будто она не просто отправилась покататься на автомобиле и осмотреть достопримечательности, а совершала паломничество.
Они молча шагали по тропе, поднялись на холм, спустились в неглубокую лощину. Там, в лощине, Корделия увидела примитивное сооружение и сразу поняла, что это такое: арка из грубо вытесанных камней означала вход в курган. Сам курган представлял собой крошечный холмик, и вход в него был не больше обычной двери.
Корделия сняла пальто, вытащила Кортану из ножен и положила ее на траву у таинственной двери, а рядом бросила монету.
Мэтью откашлялся.
– И что теперь?
– Не знаю. Если верить Лилиан Хайсмит, нужно оставить у кургана пенни.
– Может, цены выросли? – предположил Мэтью. – Могу одолжить тебе шестипенсовик.
Корделия хмуро посмотрела на него.
– Если ты не перестанешь паясничать, Мэтью…
Он поднял руки и попятился.
– Хорошо, хорошо. Пойду посмотрю, что тут и как. Вон, видишь, какой-то фермер, и горе нам, если он застукает нас за попыткой привлечь внимание мифического кузнеца на своем участке.
Он пошел обратно по тропе, добрался до гребня холма и, привалившись спиной к стволу дерева, достал из кармана флягу.
Мысли Корделии были заняты мечом; она стояла неподвижно, переводя взгляд с Кортаны на вход в курган – прямоугольник абсолютной тьмы. Она не побоялась бы войти, но какой-то голос убеждал ее, что этого делать не следует.
Она потянулась за мечом, села на землю, положила блестящее оружие на колени.
– Велунд, – прошептала она. – Я избранная владелица меча Кортана. Я всегда носила его с верой и отвагой. Я сражалась этим мечом и пролила кровь демонов. Более того – этим клинком я убила Принца Ада.
– Маргаритка, – окликнул ее Мэтью. Обернувшись, она увидела, что к ним приближается какой-то человек. Должно быть, это тот самый фермер, о котором говорил Мэтью, подумала она и собралась подняться на ноги, но внезапно кровь застыла у нее в жилах.
Это был вовсе не фермер. Это был кузнец.
Он был одет в грубую полотняную рубаху и кожаный фартук, перепачканный сажей. Возраст его невозможно было определить – он казался одновременно и старым, и юным, как знакомые Корделии чародеи. И еще он напомнил ей глыбу песчаника из тех, которые отмечали вход в курган. Он был широкоплечим, с толстыми мускулистыми руками, светлой бородой и коротко остриженными волосами.
На шее у него Корделия заметила древнее кельтское украшение – обруч из перекрученного куска металла, в центре которого красовался темно-синий камень.
– Ты призывала меня, хозяйка меча Кортана? – заговорил мужчина.
Да, это кузнец Велунд, подумала она.
– Ты думаешь, я не знаю о том, что Принца Ада убить невозможно? Подобное хвастовство требует смелости. Я восхищен.
– Я убила его в этом мире, – возразила Корделия, гордо подняв голову. – Ранила и ослабила его, изгнала с Земли.
– И эта рана до сих пор кровоточит, – усмехнулся кузнец Велунд. – Огромная рана в боку, из которой льется черная кровь. Возможно, пройдет несколько десятков лет, прежде чем она затянется.
Корделия откинула голову назад.
– Откуда тебе известно об этом?
– Мне известно обо всем, что совершает каждый выкованный мной меч. Ах, мои дети из железа и стали, я знаю, как они прорубают себе путь в этом мире. – Его глубокий голос походил на грохот горной лавины. – А теперь дай мне свое оружие.
