– Все так же, – отвечаю я. – Он собирается досрочно подать заявление в Уортон. Отец настаивает. Сам он хотел поступать в Северо-Западный университет на журналистику, но… ты же знаешь. – Выбор дался Генри нелегко, он мучился все лето, но после эпической схватки с отцом в День труда
[34] сказал мне, что принял решение. И это Уортон. Бизнес-школа, а иначе ему перекроют кислород. Он рассчитывал, что сможет потом заняться бизнесом в сфере средств массовой информации или чем-то в этом роде. Запустить телеканал, сказал он без особого энтузиазма. Спасти индустрию. Но я видела, что он опустошен и раздавлен перспективой сидеть в каморке офиса в каком-нибудь небоскребе, вместо того, чтобы вести прямые репортажи из Южной Америки или Африки южнее Сахары.
Адам качает головой.
– Этому парню нужно научиться принимать самостоятельные решения. Если его фамилия Барнс, это вовсе не означает, что ему нужно стать руководителем хедж-фонда или чего там еще. Я имею в виду, посмотри на меня. Мой отец был одержим идеей, что я буду нейрохирургом, как и он, но я послал его к черту. Я был бы несчастен как врач. Ты это знаешь. Держу пари, Генри пожалеет об этом.
Адам прав. Но согласиться с ним – значит предать Генри. Я стараюсь сохранять нейтралитет.
– Ты по-прежнему подаешь досрочно заявление в Браун
[35]? – Он поднимает бровь.
Я киваю.
– Отправила в приложении на прошлой неделе.
– Уф! – Адам вздыхает с облегчением. – Ты будешь нужна мне там в мой выпускной год.
Я прикусываю губу, скрывая улыбку.
С тех пор как Адам поступил в Университет Брауна, все, о чем я могла думать, так это о том, чтобы подать заявление туда же. Поначалу мне хотелось попасть туда, потому что он учился там. Я представляла себе, как мы оба живем вдали от Золотого берега и перед нами параллельными линиями простирается наше будущее. Браун – это только начало. Мы бы сидели вместе в углу на студенческих вечеринках, в рыбацких свитерах, потягивая дерьмовый тропический сок, почти соприкасаясь лбами, погруженные в разговор. Мы бы брели по травянистому двору, пробираясь к задним воротам, и опавшие листья хрустели бы под ногами.
Но когда я всерьез взялась изучать программу университета, то обнаружила, что он может предложить гораздо больше того, чего мне хотелось. В прошлом году, когда я сказала нашему консультанту, доктору Бордман, что подумываю о поступлении в Браун и хочу изучать физику и астрономию, ее лицо просияло от восторга.
– О, дорогая, это будет весело. – Она встала из-за дубового стола и потянулась к самой высокой полке книжного шкафа, вытаскивая оттуда тонкую брошюру в бледно-желтой обложке. – У них есть программа «Женщины в науке и технике». Это просто идеально для тебя. – Ее широко распахнутые темно-карие глаза ярко блестели. – Они предлагают полную стипендию двум лучшим студентам. Конечно, сначала тебе нужно поступить, но затем ты сдаешь экзамен весной, чтобы претендовать на стипендию.
Я покраснела, смущенная тем, что ей известно о моей школьной стипендии, хотя, конечно, она знала. Это же ее работа – знать все.
– У тебя есть шанс, – продолжила она. – Очень хороший шанс. – Она пролистала мой транскрипт
[36], а затем наклонилась к лэптопу, просматривая мое резюме. – Два года капитан научной команды. Стипендиат математической олимпиады все четыре года. – Она прокручивала страницы дальше. – Ага, смотри-ка, ты даже подтягиваешь по физике учеников средних классов! Ты вообще когда-нибудь спишь? – пошутила доктор Бордман и со смешком откинула голову назад, отчего затрясся ее седеющий пучок.
Бабочки порхали у меня в животе. Сбывалось все то, на что я надеялась, когда корпела допоздна над внеклассными заданиями, рисковала многим на пути к вершине, постоянно доказывая, что чего-то стÓю. Чтобы в конечном счете, как любила говорить доктор Бордман, «показать товар лицом», сразить наповал приемные комиссии.
Доктор Бордман протянула мне блестящую брошюру, и на обложке я увидела красивых улыбающихся молодых женщин, сидящих вместе на скамейках и в классах, с раскрытыми учебниками в руках.
«Браун инвестирует в наших женщин-ученых и технологов, – гласил один из заголовков. – Присоединяйтесь к двадцати пяти первокурсницам в их путешествии длиною в жизнь». Эти слова сопровождали фотографию студенток, с восхищением наблюдающих северное сияние, похоже, во время групповой поездки в Норвегию. Я поднесла брошюру к лицу и внимательно вгляделась в девушек. Среди них могла бы быть и я.
Я укрепилась в своем решении, когда навестила Адама в прошлом году. Мы с мамой приехали в пятницу рано утром, чтобы я могла посетить семинар «Введение в астрономию», который проводила Маллика – высокая, темнокожая, невероятно уверенная в себе второкурсница из Висконсина, фанатка женской научно-технической программы.
– Я так рада, что ты здесь! – взвизгнула она, когда мы встретились у лаборатории. – Больше всего люблю знакомить будущих абитуриентов с тем, как все тут устроено. Я, по сути, посол этой программы. К тому же я слышала, ты тоже жутко увлечена астрономией, и это прекрасно. Я только что провела лето в НАСА. – Маллика рванула вперед, распахивая двери в небольшую аудиторию, где уже собирались слушатели. Мы заняли места как раз в тот момент, когда приглушили свет, и это означало, что профессор вот-вот начнет лекцию.
– Она только что вернулась из обсерватории Кека на Гавайях, где проводила исследования! – прошептала мне на ухо Маллика.
Время летело незаметно, и мое сердце колотилось все сильнее. Мне ужасно хотелось быть там, среди этих умников, учиться, расти и становиться совершенной; познать все, что можно, о звездах, небе и магии космоса. Я хотела дружить с такими людьми, как Маллика, увлеченных тем же, что увлекает и меня.
Когда лекция закончилась, я последовала за Малликой в коридор. Она улыбалась и шутила почти со всеми, кто проходил мимо.
– Остаемся на связи! – сказала она, сжимая мое плечо.
Адам встретил меня во дворе, чтобы показать, как он выразился, «все самое интересное, что не включают в программу ознакомительного тура».
– Привет, Ньюман. – Он заключил меня в свои удивительные медвежьи объятия. – Пойдем. – Адам схватил меня за руку, и мы отправились в путь. Я пыталась насладиться моментом, ведь мне так давно хотелось побыть с Адамом наедине; но в голове все еще вращались диаграммы, теории и созвездия.
– Та-да! – произнес он после короткой прогулки по кампусу. Мы остановились перед ветхим особняком. Черепица местами осыпалась, а переднее крыльцо выглядело так, будто вот-вот обрушится. – Студенческая жизнь.
