Грэм Кэллоуэй – юноша, заключивший сделку со следствием после того, как признался в убийстве пятнадцатилетней Шайлы Арнольд, стремится оправдать себя спустя три года после ее смерти. Кэллоуэя ожидает перевод в федеральную тюрьму Нью-Йорка по достижении им восемнадцатилетнего возраста в июне этого года. Через своего адвоката он передал заявление, подтверждающее новость:
«В свете вновь открывшихся обстоятельств я, Грэм Кэллоуэй, полагаю, что меня несправедливо обвинили в убийстве Шайлы Арнольд. Я буду добиваться нового суда, чтобы доказать свою невиновность. Я стремлюсь очистить свое доброе имя. Я не убивал Шайлу Арнольд. И отзываю свое признание».
Связаться с семьей Арнольд для получения комментариев не удалось, но Управление полиции Золотого берега опубликовало собственное заявление, настаивая на первоначальных выводах следствия: «Мы рассмотрим все новые доказательства, но поддерживаем наших детективов, которые расследовали ужасную смерть мисс Арнольд. На данный момент у нас нет дополнительных комментариев».
Ошеломленная, я поднимаю глаза. Подкатывает тошнота.
– Они здесь! – раздается крик Никки. Она прорывается сквозь ивовые заросли, сопровождаемая шорохом листьев. Марла, Генри и Роберт бегут следом, наступая ей на пятки, и все заваливаются в наше укрытие. Никки бросает взгляд на газетную вырезку в моей руке. – Он ей показал.
У меня кружится голова, и я хватаюсь за ствол дерева.
– Вы все знали? – запинаясь, бормочу я.
– Я пыталась дозвониться тебя сегодня, но… – Голос Никки прерывается.
– Когда она не смогла тебя найти, мы решили, что лучше поговорить об этом при личной встрече, – тихо произносит Марла.
– Ты в порядке? – шепчет Генри. Он нежно кладет руку мне на плечо, и его пьяное дыхание обжигает мне ухо.
– Что это значит? – Мой голос звучит хрипло, и я не могу разобрать слов.
Какое-то время все молчат, и слышен лишь шум вечеринки, проходящей без нас.
– Он лжет, – наконец произносит Роберт, крепко сжимая в руке стакан. – Мы там были. И знаем, что он это сделал.
Все замолкают на мгновение. Интересно, они тоже пытаются отогнать воспоминания о той ночи? Огонь с запахом горящей резины. Жесткий, твердый взгляд Шайлы, прежде чем все началось. Мои руки, сомкнутые на ее запястьях. Ее решительная поступь, когда она уходила навсегда.
– Какая чушь. – Никки ковыряет землю носком армейского ботинка. – Конечно, он должен вернуться и испортить наш выпускной год. – Она морщит нос, как будто от всего этого тянет дерьмом, что так и есть. – Как президент школьного совета, я собираюсь поговорить об этом с директором Вайнгартеном в понедельник. Нельзя допустить, чтобы это помешало нашей учебе!
– Мы не можем вмешиваться. Оно того не стоит, – говорит Квентин. Он качает головой, подхватывает прутик и чертит им по земле. – Тем более когда на носу подача заявлений в колледжи.
– Но что, если Грэм говорит правду? – еле слышно спрашиваю я.
Пять пар глаз устремляются на меня.
– Ты же не серьезно. – Генри смеется.
– Ты ведь журналист, – возражаю я. – Неужели тебе совсем не любопытно? Разве ты не хочешь узнать, что произошло на самом деле?
Рот Генри вытягивается в прямую линию.
– Мы уже знаем.
– Мы можем договориться просто не думать об этом? – умоляет Никки. – Давайте бросим эти разговоры, ладно? Если мы оставим без внимания его заявление, то и вся школа последует нашему примеру. Так оно и бывает, сами знаете.
Все вокруг меня кивают, а потом один за другим встают и уходят.
– Пойдем, детка. – Генри протягивает мне руку.
Я мотаю головой.
– Дай мне немного побыть одной, ладно?
Он кивает и возвращается в дом. Прижавшись к дереву, в полном одиночестве, я почти забываю о вечеринке, о других Игроках, о честолюбивых новичках, о бесчисленных мерзких испытаниях, которые мы прошли, чтобы оказаться на этом месте. Я смотрю, как мои друзья гуськом тянутся к дому. Мы – это все, что у нас есть. Я хочу обнять их всем сердцем и прижать к себе. Я хочу привязать их к себе, чтобы уберечь от опасности. Сделать то, что мы не смогли сделать для Шайлы.
Может, они и правы. Не стоит ворошить прошлое.
Но есть кое-что, от чего я просто не могу избавиться.
Дрожащей рукой я тянусь к телефону и выискиваю сообщения Рейчел.
«Грэм не убивал Шайлу. Он невиновен».
Телефон в руке кажется тяжелым, слишком тяжелым, чтобы я могла удержать его, и небо начинает кружиться надо мной.
– Джилл, ты в порядке? – Генри возвращается и опускается на колени рядом со мной. Его рука заползает под рубашку и крадется вверх по моей спине, обжигая голую кожу.
Я заставляю себя кивнуть.
– Просто выпила это слишком быстро, – говорю я, показывая на свой стакан.
– Я принесу тебе воды.
– Спасибо, – бормочу я.
Земля подо мной влажная и жесткая, и я заставляю себя встать, бросая последний взгляд на слова Рейчел.
«Все это так хреново. Мы можем поговорить?»
Когда я в первый раз заговорила с Рейчел, мне казалось, это несправедливо, что ей приходится дышать одним воздухом со мной. От ее красоты дух захватывало – скулы слишком высокие для того, кто носит школьную форму каждый день, а глаза такие темные, что едва можно различить зрачки. Она всегда укладывала волосы мягкими волнами, и они струились по ее спине. Когда я в тот год делала стрижку, сразу показала стилисту фотографию Рейчел как пример для подражания. Но моя грива, слишком непослушная, никогда не выглядела такой гладкой.
Как-то в начале октября, еще в девятом классе, она застала меня в библиотеке за раскрытой книгой «Одиссея». Я постукивала кулаком по столу, надеясь, что каким-то чудом успею проглотить последние двести страниц ровно за тридцать минут до экзамена в середине семестра. Мой средний балл висел на волоске, и я впервые почувствовала, что стипендия ускользает, что все выходит из-под контроля.
Я собиралась бодрствовать до трех часов ночи, зубрить до посинения, но заснула с толстой книгой на груди, при свете всех ламп. И проснулась в панике, когда будильник зазвонил в 6:07 утра. Мне стоило титанических усилий не разрыдаться прямо там, в постели.
– Дерьмово выглядишь, – сказала Рейчел. Она положила руки на книгу и наклонилась так низко, что я могла видеть кружево черного лифчика в ее глубоком декольте. – Бомонт? – спросила она.
Я молча кивнула. Комок застрял у меня в горле. Я с трудом сглотнула.
– Ты ведь знаешь Адама, верно? Ты – подруга Шайлы?
Я снова кивнула.
– Круто. – Рейчел исчезла, и мое лицо вспыхнуло, стоило мне с ужасом подумать о том, что она побежит к Адаму и скажет ему, насколько я неловкая и уродливая. Каким же надо быть лузером, чтобы так облажаться? Прошла минута, другая, и Рейчел вдруг снова появилась передо мной, протягивая мне два листка бумаги. – Вот, – сказала она. – Это шаблон. Первый ответ – А. Второй – Б. Третий – В. Раз-два – и готово. В общем, сообразишь. Он просто использует прошлогодний тест миссис Маллен. И позапрошлогодний. Она никогда не меняет вопросы.
