– Как знаешь, – бормочу я. Умом понимаю, что следовало бы дать отпор, но не лезу на рожон. Сегодня не время для драки.
– Ладно, надо сделать последний рывок, – говорю я сквозь стиснутые зубы. Я встаю из-за стола, поворачиваясь к ним спиной, жалея, что мне не хватает смелости закричать. Растерзать их обоих. Вместо этого я ухожу.
Я выскакиваю в коридор и вижу, что мне навстречу шагают Никки и Квентин.
– Эй, подожди, – окликает меня Квентин. – Куда это ты собралась?
Я качаю головой, резко втягивая воздух.
– Роберт опять глумится над девятиклашками, сил нет. – Лицо Никки искажено от злости.
– Извини, – говорю я, но она расправляет плечи, как будто это не имеет значения, как будто ей все равно, что он уже забыл ее. Она перекидывает волосы через плечо и поправляет блейзер.
– Да он всегда цепляется к новичкам, – говорит Квентин. – Но ему это скоро надоест.
– Мы же обещали все изменить, – возмущаюсь я. – Но до сих пор все остается по-старому.
– Обязательно изменим, – говорит Никки, и ее губы вытягиваются в прямую линию. – А пока просто расслабься. Мы разберемся с этим вместе. Это же наше общее дело.
– Мы заодно, верно? – с мольбой в голосе спрашиваю я.
Квентин заключает нас обеих в медвежьи объятия.
– Конечно.
Мне хочется верить ему – это легче, чем не верить. Когда я смотрю в эти открытые, милые лица, меня так и подмывает сказать им правду.
– Есть еще кое-что, – тихо говорю я, жестом призывая их наклониться ближе. – Я не перестаю думать о Грэме. Что, если он невиновен? Что, если Шайлу убил кто-то другой?
Между нами повисает тягостное молчание. Квентин и Никки быстро переглядываются.
– Джилл, прекрати, – говорит она. – Мы же договорились. Все кончено. Давай оставим все как есть.
– Но что… – начинаю я. Мне всегда казалось, что кто-кто, а уж она-то поймет.
– Пусть. Все. Остается. Как есть, – цедит Никки сквозь зубы.
Квентин мотает головой.
– Это просто не стоит того, чтобы вмешиваться. Нам не нужно, чтобы все узнали, что произошло той ночью.
Я цепенею, но заставляю себя кивнуть, притворяясь, что согласна и тоже постараюсь все забыть.
– Да, ты прав.
– Давай-ка мы отведем тебя обратно в кафе. – Квентин закидывает руку мне на плечи, и я позволяю им оттащить меня к столику Игроков, где зависаю еще на двадцать три минуты, гадая, какого черта снова оказалась здесь.
На экзамене по французскому я вздыхаю с облегчением, убеждаясь в том, что вопросы в точности совпадают со шпаргалками из архива, которые я запомнила. Я играючи справляюсь с первой частью и перехожу к переводу. Слава богу, к нему я готовилась самостоятельно, по-честному. Даже если за ошибки спишут несколько баллов, я получу в итоге «96» – как раз то, что мне нужно, чтобы укрепить средний показатель «95» за семестр. Идеально.
Когда мадам Матиас объявляет, что время вышло, я кладу экзаменационную работу ей на стол и выхожу в коридор.
– Видела Джилл Ньюман? – слышу я за спиной чей-то голос. – Она все сделала минут за двадцать.
– Как всегда, – отвечает кто-то другой. – Я слышала, у нее и всего этого дурацкого стола есть ключи ко всем тестам прошлых лет. В общем, надувалово полное.
– Никто из них на самом деле не блещет умом.
– Так чертовски несправедливо.
– При этом все они собираются поступать в Гарвард или Йель. И всегда поступают. Крадут наши места своими фейковыми аттестатами.
– Нелепость. – Жар расползается по моей шее, и, оглядываясь через плечо, я вижу своих обличительниц – двух девчонок из дискуссионного клуба. Они тотчас замолкают и, шаркая кожаными лоферами, устремляются в другую сторону.
Моя кожа горит от стыда, и это напоминание, что я не заслуживаю того, что имею. Но даже если они не знают, через что мне пришлось пройти, чтобы всего добиться, мне-то известно, что за все надо платить. Я расплатилась сполна. И настрадалась. Им невдомек, что я здесь на стипендии, что для меня каждый день в «Голд Кост» – борьба.
Слезы щиплют глаза, и я моргаю, прогоняя их, горя желанием поскорее выбраться отсюда, сделать то, чего ждала всю неделю.
Когда раздается звонок с последнего урока, я толкаю тяжелую металлическую дверь и подставляю лицо холодному ветру, чувствуя, как морская соль оседает на моих волосах. Он кусается. Но я наконец-то свободна. Пока тяжелая рука не ложится мне на плечо, сбивая мой шаг. Я спотыкаюсь и лечу прямо в объятия Генри.
– Вот ты где. Я искал тебя после обеда. – Его пальцы скользят по моей груди, и сосок предательски твердеет даже под слоями одежды. Я вздрагиваю. – Мне очень жаль, что Роберт вел себя как последний говнюк. Но ты же знаешь, он такой, какой есть.
– Это не оправдание. – Я просто хочу забыться. Выкинуть из головы слова Роберта, тех девчонок из дискуссионного клуба и все, что происходит в стенах «Голд Кост». – Но было бы здорово, если бы ты вступился за меня.
– Ты совершенно права. – Генри откидывает голову назад. – Прости. В следующий раз, ладно? – Он наклоняется и быстро, почти целомудренно касается губами моего лба, прежде чем сменить тему. – Какие планы на вечер?
Я надеялась избежать этого, не хотелось лгать ему. Внутри меня разверзается пропасть, и усилием воли я заставляю себя не провалиться в нее. – Мне нужно сделать кое-что по дому.
– Серьезно? – Генри наклоняет голову набок. – Я думал, Джаред собирается к Тоферу. Одиннадцатиклассники устраивают супертурнир по пиво-понгу.
Черт. Я пытаюсь представить себе, как мой брат стоит за столом для пиво-понга, уставленным десятками красных стаканчиков, и пытается утопить маленький пластиковый шарик. Представить это уже не так трудно.
– Ну, это наши с мамой дела. Надо побыть наедине, понимаешь?
Он кивает.
– Вполне. Увидимся завтра?
Я с трудом сглатываю и выдавливаю из себя улыбку.
– Непременно.
В 7:59 вечера я стою перед апартаментами, где, судя по всему, проживает Рейчел Кэллоуэй. Всего в двух милях от шикарного лофта ее родителей в Трайбеке. Парадная дверь выглядит раздолбанной, как будто сюда можно заходить и без ключа. Из многочисленных баров, выстроившихся вдоль всей улицы, доносятся крики гуляк выходного дня, а из телефонной будки, которой, похоже, не пользовались с девяностых, тянет мочой. Вокруг полно людей, они смеются, курят, обнимаются, но никогда еще я не чувствовала себя так одиноко. Я плотнее запахиваю парку и вглядываюсь в щербатый домофон, пока не нахожу кнопку 6Е.
Жужжит вызов. Глубокий, мгновенно узнаваемый голос потрескивает в домофоне.
– Алло?
– Это Джилл Ньюман. – Внезапно нервный ком сдавливает горло. Не по-детски ли звучит мой писк? Чувствует ли она, как пот собирается между моими пальцами?
