– Я хочу, чтобы тебе было хорошо, – прошептал он таким голосом, что мои внутренности превратились в желе. – Покажи мне. – Он горячо задышал мне в шею.
И я показала, направляя его руку к той точке, которую трогала только сама, когда оставалась одна. Я показала ему, как двигаю пальцами и как он может повторить это движение. Поначалу я робела, смущаясь от того, что он узнает, чем я занимаюсь наедине с собой, как доставляю себе удовольствие в отсутствие партнера. Но Генри слушал и старался, действуя с кротким и нежным упорством. Хмурил брови в решительной сосредоточенности, пока не получал моего одобрения, а затем и разрешения двигаться дальше, продолжая исследования и эксперименты. Он изучал меня и мое тело как учебник, занимался усерднее, чем перед любым экзаменом в школе. К концу лета он уже получал высокие баллы – и не только за старания. Он сказал, что больше всего его возбуждает моя реакция. Все это, в сочетании с его неустанным стремлением доставить мне наивысшее наслаждение, не могло оставить меня равнодушной.
Теперь, в своей спальне, он точно знает, что делать. Вскоре его пальцы скользят по моему лицу, спускаются к шее, потирая чувствительное место на моей спине, почти скрытое под рубашкой. Его губы блуждают от моего рта к уху, а затем к ключице, прочерчивая невидимое созвездие до самого декольте и ниже.
Я опускаюсь на кровать, обвивая ногами его талию. Нет ничего легче, чем позволить ему властвовать – достаточно сказать «да, вот здесь и чуть выше». Генри хочет угодить. Он жаждет увидеть экстаз на моем лице, поразить меня. В такие минуты я благодарна, что мой первый, мой настоящий первый опыт случился с тем, кто относится к моему телу, как к чему-то удивительному, непознанному, требующему досконального изучения – но только с наставником. Он понимает, что это тело нельзя брать приступом.
Брюки спущены, и он лишь в тонких боксерах. Я чувствую каждый его изгиб, когда он задирает мою юбку и ощупывает меня бархатистыми подушечками пальцев. Теперь он знает, куда нажимать, как сильно дотрагиваться. Я тянусь к нему, и мои руки тоже блуждают по его рельефным мышцам и нежной коже выше талии. Волосы у него мягкие, и он утыкается носом мне в шею, как щенок.
Но скоро, я знаю, наступит один из тех моментов, когда мой мозг перейдет в режим овердрайва. Я стараюсь выбросить все мысли из головы и сосредоточиться на влюбленном парне передо мной. Вместо этого я начинаю думать о том, хорошо ли потерла скрабом интимные места, когда принимала вечером душ, не пахнет ли от меня плесенью, не утрачена ли плотность. Какое глупое, бессмысленное слово. Парни просто одержимы этим. «Как она, туго идет? Насколько? Держу пари, дырка у нее раздолбанная». Хуже раздолбанной дырки может быть только вонь.
Генри чувствует мою нерешительность и замедляет темп, передвигая руки выше.
– Ты в порядке? – Он отрывается от моей шеи и смотрит на меня с беспокойством.
– Да, – отвечаю я. – Давай продолжим.
– Ты уверена?
– Да. – Я накрываю его рот губами и прижимаюсь к нему всем телом, так что мы сливаемся в одно целое. Мне хочется, чтобы он прогнал все мои страхи и сомнения. – У тебя есть презерватив? – спрашиваю я, хотя и знаю ответ.
Генри тянется к тумбочке и достает из ящика пакетик фольги. Он разрывает упаковку, и звук режет мне слух. Я откидываюсь на подушки и наблюдаю за его движениями. Нависая надо мной, он смотрит на меня с нежностью и милой улыбкой. Волосы косо падают ему на лицо. Мое сердце переполняется чувством, и мне хочется тотчас отдаться ему. Мне повезло, что я с Генри. Это я знаю точно.
– Готова? – спрашивает он.
– Да, – без колебаний отвечаю я.
– Ты такая красивая. – Его слова тонут в моих волосах, и я зажмуриваюсь.
– Ты тоже. – Я зарываюсь лицом в его грудь и представляю себе кого-то с более темными волосами и чуть кривоватой улыбкой. Но он появляется фрагментами, чередой вспышек. А потом и вовсе исчезает, и перед глазами возникает еще один образ. Фотография Шайлы и Грэма в школьной форме, тесно прижавшихся друг к другу. Фотография, которую я порвала.
Пот Генри падает на меня тяжелыми каплями, и мне вдруг становится невмоготу. Но Генри пыхтит надо мной, издает возбужденные звуки. Он не позволит себе остановиться, пока не убедится, что мне хорошо, что я удовлетворена, поэтому мне приходится стонать и откликаться на его толчки. Я делаю все то, что обычно служит для нас сигналом наступления кульминации. Это проще, чем объяснять безумие в моем мозгу и откуда оно вообще взялось.
Через пару мгновений Генри наконец испускает медленный, долгий вздох, содрогаясь всем телом. Потом тяжело плюхается рядом со мной.
– Джилл, – шепчет он мне в ухо. Я выкатываюсь из-под него, и наши тела отлепляются друг от друга с влажным чмокающим звуком. К счастью, моя грудь прикрыта, и я натягиваю шелковистые простыни до самых бедер. Он оборачивает руку вокруг моей талии. – Это было потрясающе.
Еще в восьмом классе мы с Шайлой ради забавы искали, как звучит слово «оргазм» на разных языках. Оказывается, французы называют его la petite morte. Маленькая смерть. Мы долго хихикали, когда узнали об этом.
– О боже, – сказала Шайла. – Ты ведь понимаешь, что это значит, да?
– Что? – спросила я, хватаясь за надорванный смехом живот.
– Каждый раз, когда парень кончает, частица его умирает. Ну не извращение ли?
У меня перехватило дыхание.
– Нет, не может быть!
– Ты понимаешь, кто мы в таком случае? – Не дожидаясь моего ответа, она продолжила: – Сильные. Могущественные. Убийцы. – Она скосила глаза и высунула язык, и мы вместе упали на кровать, еще пуще расхохотавшись.
Теперь всякий раз, как это происходит с Генри, я думаю о Шайле. О маленькой смерти.
– Эй, вернись ко мне. – Он притягивает меня к себе, берет мое лицо в ладони, и я смотрю на него так, как не смотрела все эти недели. Его глаза широко распахнуты, ищут мой взгляд, а волосы, обычно идеально уложенные, слегка взъерошены и влажные у лба. Ресницы у него густые и длинные, как у мультяшного персонажа. Думаю, он мне полностью доверяет. В такие моменты он наиболее уязвим. Все, чего я хочу, – это сбежать.
– Ты в порядке? – спрашивает он.
– Да.
Этого ему вполне достаточно, потому что он крепко обнимает меня, и мой подбородок упирается в его плечо, вылепленное из мышц.
– Ты тоже кончила, правда ведь? – шепчет он мне в волосы.
– Мм-хм, – придумываю я на ходу, пытаясь представить себе свою маленькую смерть. – Конечно.
12
Если говорить о родителях учеников «Голд Кост», для них планирование поступления в колледж начинается с той самой минуты, как их чадо в темно-синем блейзере проходит через медные ворота школы. На спортивные тренировки дети надевают толстовки с эмблемами вожделенных университетов. Йель, Гарвард, Принстон. Пенсильванский, если хочешь жить весело или срубить денег. Уэслиан, если охота выпендриться. Стэнфорд, если ненавидишь своих родителей и мечтаешь сбежать.
