– Что-то мне нехорошо, – говорю я. – Пойду, пожалуй.
– Да ладно тебе. Останься со мной. Мы все обсудим.
Я качаю головой и встаю. Ярость нарастает во мне, разливается во всем теле, до самых кончиков пальцев. Я хочу уйти. Мне нужно уйти.
Я протискиваюсь мимо него и направляюсь к лестнице.
– Джилл, подожди! – кричит он мне вслед. Но я уже выскакиваю за дверь и бегу к машине. Мои руки дрожат, когда я вставляю ключи в замок зажигания и задним ходом выезжаю с подъездной дорожки.
Только на полпути до меня доходит, куда я еду. Дорога свободна, и я прибавляю газу. Впереди над скоростной автострадой Лонг-Айленда маячит зеленый знак.
23
Я стою у дома Рейчел, вся в поту. В городе такая влажность, что воздух оседает на землю. Неужели здесь всегда градусов на десять жарче, чем на Золотом берегу? Мои мокрые волосы прилипают к шее, а сарафан на оттенок темнее, чем должен быть.
– Давай же, Рейчел, – бормочу я. Вот уже пять минут я торчу здесь, названивая ей в квартиру. Она не берет трубку домофона, и меня охватывает паника.
Я вглядываюсь в мутное стекло двери, как вдруг кто-то постукивает меня сзади по плечу.
– Джилл?
Я оборачиваюсь. Рейчел стоит, сложив руки на груди, с косой, заплетенной набок. В платье из шамбре
[71] и босоножках на платформе, она выглядит так, будто только что с фермерского рынка или завтракала с Фридой.
– Уф, ты здесь.
– Ну конечно, – говорит она. – Я здесь живу. А ты почему здесь?
– Я кое-что видела. – Мой голос дрожит и кажется чужим. – В доме Адама.
Рейчел округляет глаза, перекидывая холщовую сумку с одного плеча на другое. – Давай-ка поднимемся ко мне.
На лестнице еще более душно, и я начинаю задыхаться. Мы перешагиваем через две ступеньки, и я чуть живая, когда мы добираемся до ее квартиры. Рейчел распахивает дверь и жестом приглашает меня сесть на диван, а потом устраивается рядом со мной.
– Ладно, в чем дело?
Я качаю головой, не зная, с чего начать.
– Серьги, – говорю я. – Те самые, о которых говорила Кара. Бриллианты Шайлы. Сегодня я видела их в тумбочке Адама. Они у него.
Лицо Рейчел становится мертвенно-бледным.
Я наблюдаю за ее глазами, пока у нее в голове складывается пазл. Они щурятся, мечутся по комнате и, наконец, зажмуриваются.
– Черт.
– Она не была с Бомонтом… – говорю я. Мое лицо искажает гримаса, когда я пытаюсь выжать из себя следующие слова. – Это был Адам.
– Но как же Грэм…
– Я знаю, – шепчу я.
– И… я.
– Я знаю, – повторяю я.
– Я всегда подозревала, что он мне изменяет, пока мы встречались. – Дыхание вырывается у нее с трудом, с хрипотцой. – Честно? Я думала, что это ты. – Она смеется. – Он всегда обожал тебя.
Мое лицо горит, а сердце ухает вниз.
– Знаешь, я ведь связывалась с ним прошлым летом. По поводу всего этого. – Она делает широкий жест руками. – Я подумала, что после стольких лет вместе у него, возможно, сохранились теплые чувства ко мне, и он захочет помочь найти справедливость для Грэма. – Рейчел издает грустный, мягкий смешок. – Он даже не ответил на мое сообщение.
Я помню слова Адама, когда он сказал мне, что Рейчел обращалась и к нему. «Она чокнутая».
– Хотя я и думала, что он меня обманывает, оставить все как есть было проще, чем порвать с ним в выпускном классе. Я боялась одиночества. Пока пыталась разобраться в себе, понять, что это такое.
Она кивает на фотографию в рамке, что стоит на кофейном столике. На ней Рейчел обнимает латиноамериканку с длинными темными волосами и ярко-красными губами, растянутыми в широкой улыбке. Должно быть, это Фрида. Глаза Рейчел блестят, и вместе они выглядят такими живыми, такими счастливыми.
– В нас видели горячую парочку, и это здорово облегчало жизнь, – продолжает Рейчел. – О таких отношениях мечтали все. Да к тому же он никогда ничего не усложнял. Нам было весело вместе. Мы любили друг друга. Странно, по-детски, но все равно… любили. По крайней мере, я так думала. – Рейчел откидывается на спинку дивана и тихо присвистывает. – Ты ведь понимаешь, что это значит?
Понимаю.
– Он мог убить… – Я жестом останавливаю ее. Сейчас я не могу слышать эти слова.
Жаль, что я не могу спросить Шайлу, почему она так поступила и знала ли о том, как это будет больно. Я хочу сказать ей, что она способна сломить меня, даже из могилы. Я хочу, чтобы она вернулась и мы смогли перевернуть эту страницу, крепко обнять друг друга и сказать: «Да пошел он к черту!» Я хочу услышать ее глубокий, заразительный смех и прочитать ее слова «Прости меня, Джей», нацарапанные круглым почерком. Мне хочется кричать.
И оплакивать то, что, как мне казалось, я знала о людях, которых люблю. Любила. Как мне оправиться от этого? Как это пережить?
Я не могу.
Во всяком случае, пока.
Потому что такое чувство, будто мое сердце разбито, и вся правда, какую я когда-либо знала, выплескивается на пол. Рейчел начинает говорить так быстро, что я едва успеваю следить за ходом ее мыслей. Из всего этого хаоса она создает план, дорожную карту. Способ докопаться до истины. Вскоре стол уже завален бумагами и авторучками, прорабатываются детали, раздаются указания. Она делает несколько телефонных звонков, после чего откупоривает бутылку холодного пива. Волны ее возбуждения расходятся по всей крошечной квартирке. Клянусь, я вижу, как вибрирует выцветшая штукатурка на стенах, вспучиваясь маленькими воздушными карманами, готовыми вот-вот лопнуть.
Пока Рейчел фонтанирует идеями, я сижу неподвижно в обнимку с подушкой, попеременно слушая и отключаясь.
Наконец Рейчел замолкает. В комнате впервые за несколько часов воцаряется тишина, и меня начинают волновать куда более насущные вопросы: не стемнело ли на улице и что станет с моей жизнью через неделю.
Я поднимаюсь с дивана и, шаркая, подхожу к окну, откуда открывается вид на Ист-Ривер и дальше на Бруклин, мерцающий всполохами света. Я знаю, что нет никакой надежды увидеть звезды в этом море уличных фонарей, неоновых рекламных щитов и мигающих огней на борту паромов. Но, как всегда, мой взгляд устремляется ввысь. Высовываясь из окна, насколько это возможно, я поднимаю голову к небу, пытаясь разглядеть хотя бы одну звезду.
Ночное небо бесконечно, и воздух чистый и теплый. Я выжидаю секунду, другую, просто надеясь на чудо.
