Банокл многого не знал, но ему было точно известно, что во время войны герои вели себя как идиоты. Более того, они умирали молодыми. У великана не было желания умирать вовсе. «Нет, — решил он, — детей и няню придется оставить». Будет неудобно, однако, сообщать об этом старой женщине. Затем ему в голову пришла светлая мысль. Наверное, всадники смогут тихо ускользнуть, пока она и мальчики спят.
Банокл тихо выругался, когда у него перед глазами появилось лицо Каллиадеса. Он знал, что друг бы никогда их не оставил, а придумал бы блестящий план, как спасти детей, няню и всех всадников — и, наверное, всю троянскую конницу.
Сняв шлем, великан прислонился спиной к дереву. «Пусть боги благословят тебя, дорогой», — говорила няня. «Разрази гром эти благословения! — подумал он. — Просто дайте мне быструю лошадь, которая бы не спотыкалась, и меч, который бы не ломался».
К нему подошел Олганос.
— Есть какие-нибудь признаки преследования? — спросил он.
— Нет.
— Нас занесло на северо-запад, — добавил всадник.
— Нет другого способа продвигаться тайком, — заметил Банокл.
— Я знаю, но мы не можем идти этой дорогой. Великан кивнул.
— Мы повернем на север, когда оторвемся от наших преследователей.
— Возможно, у нас нет времени, — сказал Олганос. — Урсос уже добрался до армии к этому моменту, и есть вероятность, что они направятся на восток, к проходу на Килканос. Ты согласен?
Банокл понятия не имел, куда они направятся. Он даже не помнил названия прохода.
— Продолжай, — велел он.
— Мы знаем, что их преследует армия идоноев. Если мы вскоре не достигнем этого прохода, идонои будут там первыми. Тогда позади нас будет армия, которая разыскивает детей, а впереди та, которая преследует Гектора.
— У тебя есть план?
— Да, но он тебе не понравится. Нам нужно скакать быстро. Мы не можем делать этого, пока не оторвемся от преследователей. Нам нужно ехать дальше необремененными.
— Ты хочешь оставить детей? — спросил Банокл; его настроение улучшилось.
— Нет, я не хочу этого. Послушай меня, Банокл. Я знаю, что у тебя репутация великого героя. Ты сражался с пиратами, чтобы спасти дочь царя, победил двадцать человек, которые пытались убить жену Гектора. Но сейчас другая ситуация. Правда в том, что Каллирос пал, а Рес мертв, Фракия потеряна. Больше не имеет значения, что эти дети царской крови. У них нет армии, они не представляют ценности. Все, что они могут, — это задержать нас в пути.
— Они в самом деле… — начал великан, но Олганос перебил его:
— Я знаю, что ты собираешься сказать. Позволь мне первым это сделать. Да, они задержат нас, но герои не бросили бы их в беде. И, да, мне плохо от этого, — Олганос покраснел. — Я просто пытаюсь думать как воин, Банокл.
— Ничего плохого нет в том, чтобы думать как воин, — пожал плечами Банокл.
Олганос выругался и отвернулся. Когда он заговорил снова, в его словах прозвучало сожаление:
— Теперь ты пытаешь успокоить меня, чтобы я не чувствовал себя таким трусом, — сказал он и вздохнул. — Герои не должны бояться умереть за правое дело. Я не смог этого понять прошлой ночью, когда ты рисковал своей жизнью ради этих детей. Я понимаю это сейчас и сгораю от стыда. — Юноша посмотрел в глаза Баноклу. — Забудь о том, что я сказал. Я останусь с тобой.
У великана не было слов. О чем, во имя Гадеса, он говорит? Затем он увидел движение в отдалении, вокруг города.
— Твои глаза острее, чем мои, Олганос. Ты можешь разглядеть там людей?
Олганос прикрыл глаза рукой.
— Да, похоже, они направляются на юг. Эта дорога приведет их к побережью.
— В любом случае, это в другую сторону, — заметил Банокл.
— Немного. Если они повернут на восток, они отрежут Гектора и поймают армию тогда, когда она будет спускаться с гор. Нам нужно добраться до Гектора и предупредить его.
— Я согласен, — кивнул великан. — Сколько людей, по-твоему, в этой армии?
— Трудно сказать. Они все еще выходят из города. Пять, наверное, шесть тысяч.
— Троянская конница может победить такое количество без особого труда, — пожал плечами Банокл.
— Ты не забываешь об Исмаросе?
— А что? — фыркнул Банокл, который, конечно, забыл об этом порте.
— Одиссей взял его, а это означает, что на побережье еще одна армия. Если они соединятся друг с другом, врагов будет в два раза больше.
Великан замолчал. Все эти проклятые названия были тайной для него. Армии идут туда-сюда, на юг, север, восток, направляются в те места, которых он не знал и по дорогам, которые он не помнил. Урсос поступил так с ним намеренно. Это была месть за то, что он называл его стратегом.
— Наблюдай за этими холмами, — приказал он Олганосу, затем вернулся в расщелину, где расположился его отряд. Старая няня сидела отдельно, от вместе с мальчиками, Обас лежал у нее на коленях, а более высокий Перикл — рядом с ней, мальчик положил руку ей на плечо.
Банокл улыбнулся ей, но она посмотрела на него с тревогой. Воины собрались вокруг него с суровыми лицами. Чернобородый Эннион заговорил первым.
— Олганос поговорил с тобой о… проблеме? — спросил он.
— Да, поговорил. Ты хочешь добавить что-нибудь?
— Мы переговорили об этом, Банокл. Мы хотим, чтобы ты знал, что мы с тобой.
— Со мной?
Эннион выглядел смущенным.
— Я знаю, мы подшучиваем, даже смеемся над тобой, но мы все гордимся, что сражаемся рядом с тобой. Никто из нас не стал бы спасать этих детей, как сделал это ты. И мы все знаем, что ты напал на убийц и спас госпожу Андромаху. Мы не великие воины, а простые всадники Троянской конницы. Но мы не подведем тебя.
Банокл посмотрел на других воинов.
— Вы хотите взять детей с собой?
Скорпиос кивнул, а Джустинос погладил рукой бритую голову; казалось, он сомневался.
— Я должен признаться, что считаю, что Олганос прав. Мы, наверное, не сможем это сделать с ними. Но, да, я с тобой, Банокл. Мы доставим детей к Гектору или умрем, делая это.
Это было похоже на дурной сон. Банокл повернулся к Керио. Скулы под глазами всадника распухли и почернели, на ноздрях была засохшая кровь.
— Что ты скажешь?
— Тебе не нужно беспокоиться насчет меня, — ответил Керио. — Я останусь.
Олганос сбежал вниз по склону холма.
— Примерно двадцать воинов, — сообщил он. — Они недалеко. Великан подошел к тому месту, где сидела старая няня с мальчиками. Перикл шагнул ему навстречу.
— Мы не оставим ее, — серьезно сказал мальчик. — Возьмите с собой Обаса, а я останусь с Мириной.
