Каллиадес удивился:
— Как их доверчивость влияет на твои решения?
— Мне напомнили, что ты и твой друг — два превосходных героя, которые рисковали своими жизнями ради незнакомой им женщины. Короче говоря, такие люди, о которых я рассказываю свои истории. Поэтому, несмотря на то что золото Агамемнона было бы мне кстати, я должен от него отказаться.
Молодой микенец ничего не сказал. Он сомневался, что желания моряков могли по-настоящему повлиять на решения Одиссея, и вспомнил слова Секундоса о противоречивой природе этого человека. Затем царь Итаки снова заговорил.
— Теперь ты готов рассказать мне, почему твой полководец оказался глупцом?
Мысли Каллиадеса вернулись к этой кровавой ночи, он снова услышал крики раненых, звон мечей и скрип щитов. Микенец снова увидел, как могучий Аргуриос удерживает лестницу, а ужасный Геликаон сражается рядом с ним.
— Почему глупец? — спросил он. — Он позволил армии выбирать стратегию. Как только мы атаковали стены дворца и стали сражаться в мегароне, Аргуриос отвел своих людей к большой лестнице. Он и Геликаон стояли там, ожидая, когда мы осмелимся напасть на них. Мы превосходили их числом. Нам следовало взять лестницы и подняться на галерею, минуя защитников Приама. Потом мы смогли бы ударить по ним с двух сторон. Но мы этого не сделали. Мы просто пытались победить двух героев. На лестнице наше преимущество в числе не имело значения. Потом появился Гектор, и нас окружили.
Потом он рассказал о том, как их полководец, Коланос, пытался спасти свою жизнь, предлагая предать Агамемнона, но царь Приам отказал ему.
— Я все еще не понимаю, — сказал Каллиадес. — Царь, которого мы должны были убить, позволил нам жить, а царь, которому мы поклялись служить, приговорил нас к смерти. Может, ты придумаешь об этом историю, Одиссей?
— Полагаю, что я так и сделаю в один прекрасный день.
— А что будет с Пирией? — спросил микенец. — Она может делать все, что пожелает?
— Ты беспокоишься о ней?
— Это странно?
— Совсем нет. Я просто спросил. Но на твой вопрос отвечаю: да, она свободна делать то, что пожелает. Но она не останется с тобой. Ты понимаешь это?
— Ты не знаешь этого, Одиссей.
— Есть много вещей, которых я не знаю. Я не знаю, где начинается ветер или заканчивается небо. Мне неизвестно, куда уходят звезды днем. Но я знаю женщин, Каллиадес, и Пирия не та женщина, которая испытывает влечение к мужчинам. И никогда не была такою.
— Откуда ты ее знаешь? Царь Итаки покачал головой.
— Если она сама не рассказала тебе, парень, тогда я не могу тебе сказать. Но быть рядом с ней — это искать опасности.
— Она очень страдала эти последние дни, — заметил микенец. — Ее ненависть к мужчинам понятна. Но я думаю, что я ей нравлюсь.
— Я уверен, что это так. Как брат, — добавил Одиссей. — Я довезу ее до Трои. Но там она окажется в большой опасности.
— Почему?
— За ее голову, как и за твою, назначена цена — во много, много раз большая, чем за тебя.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Она мне нравится, — сказал царь Итаки. — Я думаю, вскоре ей понадобятся друзья. Верные друзья.
— Ты знаешь, зачем она направляется в Трою?
— Полагаю, что знаю. Там находится человек, которого она любит — и любит достаточно сильно, чтобы рисковать ради него своей жизнью.
— Но это не мужчина, — тихо заметил Каллиадес.
— Нет, парень, не мужчина.
Одиссей встал и ушел от микенца к загону свиней. Животные спали, прижавшись друг к другу в той части заграждения, которая стояла на берегу. Он бросил взгляд на главный костер и увидел Генни, накрытого желтым плащом. Свинья подняла голову и посмотрела на царя Итаки. Одиссей подошел к нему.
— Ты счастливый парень, — тихо прошептал он. — Тебя принесли волны, поднявшиеся из-за этого землетрясения. Наверное, боги любят тебя.
Генни негромко захрюкал, затем снова заснул. Царь улыбнулся.
— Глупая свинья, — нежно сказал он. — Я поговорю с Ористенесом и позабочусь, чтобы ты не закончил свою жизнь на столе человека.
«Теперь ты ведешь разговоры при луне со свиньями», — посмеялся он над собой.
Добавив дров в костер, Одиссей растянулся на песке в надежде заснуть. Редкие мысли проносились в его голове, словно раздраженные летучие мыши. Женщина Пирия, которую он знал под именем царевны Каллиопы, представляла опасность для всех, кто соприкасался с ней. Затем был еще микенский воин и его неуклюжий товарищ. Агамемнон объявил их вне закона — изгнанниками. Если он будет помогать им, то, вне всяких сомнений, вызовет вражду микенского царя. Одиссей перевернулся и сел, смахнув песок с туники.
Недовольство Агамемнона. Эта мысль пугала.
А есть кто-то, кого царь Микен не ненавидел? Даже его друзья были только на очереди, чтобы стать врагами. Потянувшись к бурдюку с водой, Одиссей жадно напился. Биас спал поблизости. Царь Итаки толкнул его ногой.
— Ты проснулся? — спросил он, ткнув сильнее в ребра Биаса. Чернокожий моряк заворчал:
— Что такое?
— Ну, когда ты проснешься, мы могли бы посидеть и поговорить о старых временах.
Биас зевнул и бросил сердитый взгляд на своего царя.
— Почему ты больше никого не будишь, когда не можешь уснуть?
— Они не так раздражаются, как ты. Это не так забавно.
— Они тоже раздражаются, царь, только не показывают этого.
— Я подумываю о том, чтобы оставить Генни и продать остальных. Талисман для «Пенелопы».
Биас вздохнул:
— Ты не станешь этого делать. Ты просто говоришь так, чтобы рассердить меня.
— Но это неплохая идея.
— Что именно? Рассердить меня или оставить свинью?
— Обе эти идеи неплохие — но я имел в виду свинью. Чернокожий моряк засмеялся.
— Я понимаю, что это было бы смешно. Да, — сказал он, немного подумав. — Мне нравится эта мысль.
— Это глупая идея, — фыркнул Одиссей. — Свиньи — общительные создания. Ему было бы одиноко. К тому же из-за него провонял бы весь корабль.
Он посмотрел на Биаса и встретил понимающий взгляд.
— Да нет, правда, никаких хитростей. Мне действительно нравится эта свинья!
— Я знаю. Я слышал, как ты разговаривал с ней. Туман сгущается, — добавил Биас, показав на море, где белая стена медленно наползала на камни.
— Хорошее ясное утро рассеет его.
Одиссей протер глаза. Они устали и были словно песком засыпаны.
— Ты решил, что делать с нашими пассажирами? — спросил его первый помощник, потянувшись за бурдюком с водой и сделав большой глоток.
