В душе Софии закипел гнев, но его жар немногим согревал в этот холодный день.
— Значит, вот оно как. Из-за нескольких минут мне диктуют, как провести всю оставшуюся жизнь. А я даже не могу назвать это неосмотрительностью. Боже мой, тем вечером вы меня даже не поцеловали, и нас все-таки вынуждают к браку, браку, должна добавить, которого никто из нас не хочет!
Хайгейт положил руки ей на плечи, скользнул ладонями по шерстной накидке вверх к шее, обхватил ладонями ее лицо и погладил скулы.
София втянула полные легкие холодного воздуха. Его глаза сверкнули уже знакомым ей напряжением, которое она замечала раньше во взглядах прежних поклонников. Впрочем, Софии никогда не поддавалась соблазну позволить поцеловать себя. Стоило ей уловить малейший намек на приближающийся поцелуй, она резко поворачивала голову, подставляя щеку.
Помешать Хайгейту будет сложнее, ведь его хватка прожигает плоть.
— Хотите скрепить сделку поцелуем? Или находите меня слишком отталкивающим?
София уловила в ею словах внезапную горечь. Пусть нельзя назвать внешность Хайгейта классической или точеной, но он не был отвратительным. И эта мысль потрясла Софию до глубины души. Когда-то она поклялась, что не поцелует ни одного мужчину, кроме Уильяма! А сейчас, стоя в саду под низко нависшим небом, чувствует себя заинтригованной.
— Я не считаю вас отталкивающим. — Ее щеки запылали.
Губы Хайгейта растянулись в ироническом подобии улыбки.
— Вы просто искушаете меня, хочется проверить искренность ваших слов.
Взгляд бездонных глаз сосредоточился на ее губах. София стиснула пальцами юбку в предвкушении неизбежного. Его губы неотвратимо приближались…
И вдруг он опустил руки. Она непроизвольно прижала ладони к горящим щекам, но собственное прикосновение показалось ей жалким.
— Лучше не поддаваться искушению, — пробормотал Хайгейт, — не то мы и в самом деле окажемся связаны на всю жизнь.
София покачала головой.
— Я не понимаю. Разве не для того вы пришли, чтобы сделать мне предложение?
— Да, для этого. И чтобы спасти свою репутацию, вы должны его принять. Однако, если мы поведем себя достаточно осторожно, нам не придется доводить дело до алтаря.
— И как же мы это сделаем?
— Очень просто: проведем неделю-другую обрученными, а затем я, как джентльмен, позволю вам расторгнуть помолвку, если вы того пожелаете. Это вам подходит, мисс Сент-Клер?
Бенедикт прислонился щекой к теплому боку гнедой и всем телом навалился на ее бедро. Фыркнув, она, как и полагается, подняла изящное копыто. Хорошо обучена, хотя и немного нервная.
Рассматривая копыто, он глубоко вдохнул.
Ноздри заполнил чистый, резкий запах свежего сена. Денники «Таттерсолза» содержатся лучше, чем многие публичные дома Лондона или, если уж на то пошло, армейские лагеря. Все ради конской элиты и благородных клиентов, которым пытаются угодить торговцы лошадьми.
Бенедикт мягко отпустил копыто, и кобыла снова встала на все четыре ноги. Хвост хлестнул, отгоняя несуществующую муху. Ревелсток похлопал ее по тяжелому крупу, и могучие мышцы дернулись от его прикосновения.
— На скачках в Ньюмаркете ты отлично пробежала, верно?
Она тоненько заржала в знак согласия.
Подойдя к голове, Бенедикт вытащил из кармана пальто морковку и поднес кобыле на раскрытой ладони. Мягкие бархатные губы подобрали угощение. Кобыла захрустела морковкой и ткнулась носом в ладонь, рассчитывая на добавку. Умные влажные глаза смотрели на Бенедикта.
Он протянул руку и погладил белую полосу на ее морде.
— Экая досада с этой. — Услышав грубый акцент конюха, Бенедикт поднял глаза. — Ежели хотите беговую, вам бы лучше поглядеть вон тама. Эта такие надежды подавала, покуда не сломалась.
— Я приехал на рынок не за скакуном. Мне нужна племенная кобыла.
Конюх оперся локтем на стенку денника.
— Ну, тут ее никто не побьет. Эдакая родословная. Ейное потомство пять лет подряд побеждало в Аскоте, это уж точно.
— Ты уже все? — послышался в проходе утомленный голос Аппертона. — У меня есть неотложное дело, никак не связанное с конской плотью.
Проглотив напрашивающийся ответ по поводу не лучшего вкуса Аппертона в любовницах, Бенедикт последний раз хлопнул кобылу по крупу и вышел из денника, запомнив кличку и номер лота.
Нефертари. Королевское имя для призера.
Аппертон стоял, прислонясь к дверке пустого денника, скрестив руки на парчовом жилете и выставив вперед одну ногу. На фоне грубо обработанного дерева и тюков соломы его начищенные гессенские сапоги, замысловатый узел галстука и искусно взлохмаченные песочного цвета волосы казались крайне неуместными. Этот человек мог, конечно, воображать себя денди, но Бенедикт знал его как верного, преданного друга.
— С каких это пор ты начал возражать против лошадей? — поинтересовался Ревелсток.
— Вовсе я не возражаю. — Аппертон оттолкнулся от стенки. — Я их люблю, когда они выигрывают мои ставки. Просто предпочитаю не взаимодействовать с этими созданиями. Уж если я со всех сторон наглаживаю существо женского пола и бормочу милые пустячки, то мне хочется, чтобы оно ответило взаимностью.
Бенедикт выгнул бровь.
— И когда в последний раз женщина подпустила тебя так близко?
Раздувшись в фальшивом негодовании, Аппертон ткнул пальцем в сторону друга, который уже приготовился к словесному обстрелу, но так его и не дождался. Аппертон вдруг что-то буркнул, глядя поверх плеча Бенедикта.
Ревелсток ощутил укол нехорошего предчувствия, и волосы у него на затылке встали дыбом. Он резко повернулся.
Сверкая в широкой улыбке идеальными белыми зубами, по проходу шел Уильям Ладлоу.
— Послушайте, ну разве это не удача?
Бенедикт попытался улыбнуться в ответ, но побоялся, что лишь скорчил гримасу. С его точки зрения, две встречи подряд за короткий промежуток времени вряд ли можно назвать удачей.
Аппертон шагнул вперед, расправив плечи с ненужной силой — наверняка предостерегая друга.
— И в самом деле удача, — громко воскликнул Аппертон. В соседних денниках зашуршала солома — их обитатели нервно зашевелились. — Никогда не думал, что вы интересуетесь лошадьми. Что вас сюда привело?
— Хочу купить что-нибудь пороскошнее, знаете ли. Что-нибудь соответствующее моему новому положению.
— А. — Аппертон даже глазом не моргнул.
Зато Бенедикт стиснул зубы. Его лицо настолько одеревенело, что, должно быть, напоминало маску.
— Слышал, в понедельник выставляется отличная кобылка, — продолжал Ладлоу. — Решил зайти увидеть своими глазами. По кличке Нефертити.
