Потому что это была Джулия, его Джулия, и больше он не мог отрицать своих чувств к ней. Бенедикт прижал ее к себе ближе, побуждая откликаться сильнее, ему требовалось больше. Ее вкус и жасминовые духи окутывали их обоих, ее пальцы запутались в его волосах, ее губы жадно отвечали на поцелуй.
И вдруг без предупреждения Джулия оторвалась от него, уперлась ладонями ему в грудь и сильно толкнула. Бенедикт застыл, и несколько долгих секунд в комнате раздавалось только их прерывистое дыхание.
— Это больше не должно повториться. — Ее слова прозвучали с такой решимостью, что она словно выкрикнула их.
На мгновение шок стиснул его ледяной хваткой. Затем Бенедикт шагнул вперед с намерением снова обнять ее, опровергнуть ложь. Поцеловав ее, он теперь не мог даже вообразить, что это никогда не повторится. Зато прекрасно понимал, что после Джулии он не прикоснется больше ни к одной женщине — она уничтожила их всех.
В темноте она с легкостью ускользнула от его объятий, поэтому пришлось ограничиться словами:
— Почему? Ты не заставишь меня поверить, будто тебе не понравилось.
— Такого больше не должно произойти. Никогда. — Ее голос странно дрогнул на последнем слове. Казалось, что она сейчас расплачется, и Бенедикт хотел только одного — притянуть ее к себе и утешить.
— Если сначала я сделал тебе больно, прости.
— Ты не сделал мне больно, не в начале и не так, как ты думаешь.
Бенедикт с трудом сдержал ругательство. В комнате так темно, что если бы он только мог увидеть ее лицо, он бы лучше понимал, как ей ответить.
— Но я действительно сделал тебе больно.
— Скорее, ты меня предал. — Что-то заглушало ее слова. Он представил, что Джулия стоит, опустив голову, и прикрывает рот ладонью.
— Предал? Тебе не кажется, что это чересчур?
— Вовсе нет! Считается, что ты мой друг. — С каждым произнесенным слогом голос ее крепчал, в нем появлялся холодок обвинения. — Считается, что ты тот единственный мужчина, на которого я могу положиться. Ты можешь пригласить меня на танец, и я буду точно знать, что ты не сделаешь ничего предосудительного. Я всегда могла на это рассчитывать, а теперь ты все испортил.
Джулия повернулась и зашагала к двери, ее туфли глухо застучали по ковру.
В груди вспыхнул гнев, и Бенедикт стиснул зубы, словно мог таким образом сдержать неминуемый взрыв.
— Я всего лишь разрушил твои иллюзии.
Джулия замерла на пороге, ее неподвижный силуэт вырисовывался в слабом свете, идущем из коридора.
Бенедикт подскочил к ней в два больших шага.
— Ты предпочитаешь притворяться, что не имеешь никаких чувств, что тебе нечего предложить мужчине. А теперь, когда я доказал, что это не так, ты не можешь посмотреть правде в глаза.
— Я никогда не видела, чтобы подобные чувства приводили к счастью. Спокойной ночи, лорд Ревелсток.
Он толкнул дверь, и та захлопнулась с громким стуком.
— Что ты наделал? — Джулия сильно понизила голос, но дрожь в нем скрыть не смогла. Она тщетно подергала дверь. — Хочешь, чтобы нас поймали?
— Да, к черту все, пусть ловят. Я хочу услышать твои объяснения. — Бенедикт всем своим весом навалился на дубовую панель. — Никто из нас не выйдет из этой комнаты, пока я их не услышу.
— Что ты хочешь знать? — Слова прозвучали сдавленно, словно она говорила сквозь стиснутые зубы.
— Эго очень просто. Я хочу понять, почему ты выбрала для себя такое… такое стерильное замужество.
— Я предпочитаю называть его рациональным. — Закрыв дверь, Бенедикт погрузил комнату в кромешную тьму, и выражение лица Джулии вновь оказалось во мраке, но он отчетливо представлял, как она вздернула подбородок. Джулия всегда была непокорной, даже в детстве, например, в тот день на пруду, когда гувернантка бранила ее за испачканное платье. Тогда вопросы благоразумия волновали ее гораздо меньше.
— В таком случае почему ты говоришь, что никогда не видела, чтобы любовь приносила счастье?
— Ты когда-нибудь смотрел на окружающие нас семейные пары? — Джулия презрительно фыркнула. — Да хоть на мою сестру, к примеру. Чувства вынуждают ее страдать.
Бенедикт скрестил на груди руки.
— Это ты уже говорила. Но я не верю, что других вариантов не существует.
— Не забудь про мою мать. Она собиралась выйти замуж за графа Челтенхема, да только он ее бросил, и ей пришлось выйти за моего отца. Хотя сомневаюсь, что другой брак принес бы ей больше счастья. Челтенхем женился, у него родилась дочь, а потом он сразу умер, и графство перешло к другой ветви семейства.
Бенедикт коротко рассмеялся.
— Разве брак твоих родителей не является аргументом против подобного благоразумного соглашения?
— Но мама всегда утверждала, что любила отца. — Эти слова вырвались у нее с ноткой отчаяния. Если миссис Сент-Клер и любила что-нибудь в своем графе, так это его титул.
Уголок рта Бенедикта изогнулся вверх. В темноте ему хотя бы не приходится следить за выражением лица.
— Предположим, я в это поверил. В страданиях твоей сестры и матери повинны неразделенные чувства. В то время как ты…
Бенедикт осекся. В нем бушевали эмоции, перепутавшиеся со словами, но он еще не готов произнести все это вслух, да и она не готова выслушать.
— Бенедикт, я… пожалуйста, не надо больше ни о чем спрашивать.
— Значит, есть что-то еще, помимо Софии и твоей матери, так?
В комнате повисла тишина, нарушаемая только едва слышным дыханием Джулии. Бенедикт ждал ответа, но тишина с каждой секундой ощущалась сильнее и наконец заглушила все звуки дома.
В конце концов, не в силах больше выносить это, он попытался в темноте нащупать Джулию, руки их соприкоснулись, пальцы переплелись, и она не стала сопротивляться.
— Скажи, кто тебя так обидел?
— Никто меня не обижал. Во всяком случае, не в том смысле, который ты вкладываешь. — Она помолчала и сжала его ладонь. — Ты помнишь нашу гувернантку?
Бенедикт смутно припоминал комичную фигуру, ту, над которой они любили подшучивать и которую дурачили.
— Мисс Мизери[4]?
— Мисс Мэллори, — поправила его Джулия со странной горячностью.
— И какое она имеет ко всему этому отношение?
— Она позволила себе влюбиться. — Голос Джулии внезапно сделался глухим. — Мы с Софией не должны были об этом знать, но все равно узнали. Мисс Мэллори всегда краснела и начинала суетиться, когда рядом оказывался Смидерз.
— Смидерз?
— Один из наших лакеев, — пояснила Джулия. — София видела, как они целовались.
— И что, ее за это уволили?
— Нет. — Джулия вздохнула. — Мы ничего не рассказали маме. Даже тогда мы знали, что она не поймет. Мисс Мэллори была из хорошей семьи, а лакей стоял гораздо ниже ее.
