— Уж, наверное, она не вышла за него замуж?
Джулия покачала головой, он этого не видел, но почувствовал.
— Думаю, что чувства Смидерза были не сильны. Тем летом он ушел от нас и женился на какой-то деревенской девушке, а мисс Мэллори… мисс Мэллори… она…
— Что она?
— Выпила слишком много настойки опия.
Бенедикт положил руку ей на плечо, скользнул ладонью к затылку и прижал голову Джулии к своей груди.
Слава богу, на этот раз она его не оттолкнула. Худшее было еще впереди — он это чувствовал. Бенедикт прижался губами к ее макушке и вдохнул аромат жасмина.
— Ты была еще совсем юной. Как ты узнала?
— Это я ее нашла, когда пошла к ней в комнату. Сейчас даже не помню зачем. Сначала мне показалось, что она спит, только она не… — Джулия содрогнулась в его объятиях, — … не шевелилась.
У него защемило сердце. Такая малышка, а он, наверное, уже уехал в школу, радовался жизни и ничего не знал. Вряд ли Бенедикт вообще заметил, что у них новая гувернантка, когда вернулся на каникулы. Если бы он знал, то обязательно утешил бы Джулию, так же как она одним своим присутствием облегчала его сердце после смерти родителей. Понимала ли она вообще, что такое смерть, до того как столкнулась с ней?
Бенедикт переступил с ноги на ногу и крепче прижал ее к себе.
— А София знала… знает?
— Мама запретила ей рассказывать.
Странно, что Джулия послушалась в те времена, когда повиновение было вовсе не в ее характере. Должно быть, даже ребенком Джулия понимала, что София куда более ранима, когда речь идет о делах сердечных. Да только это означало, что свою ношу ей пришлось нести совсем одной.
Джулия ни с кем не могла поделиться своим новым знанием — влюбленный человек может дойти до такой крайности, что боль становится невыносимой и вынуждает расставаться с жизнью.
— Ты хоть кому-нибудь рассказывала об этом?
— Мама запретила говорить на эту тему даже с ней. Нельзя было допустить, чтобы просочились слухи о том, что она наняла для присмотра за дочерьми такую неуравновешенную особу. Разве такое воспитание помогло бы нам поймать подходящих мужей?
— Да к дьяволу подходящих мужей! Тебе необходимо было поделиться с кем-нибудь, а не держать это в себе. — Бенедикт провел кончиками пальцев от ее уха к подбородку. — Никто не должен нести такое бремя в одиночку.
— Но ты же видишь, к чему привели чувства мисс Мэллори к Смидерзу?
— Неразделенные чувства, — настойчиво повторил Бенедикт. — Это совсем другое.
Джулия вырвалась из объятий и отпрянула от него.
— Не проси меня о большем, что я могу дать, Я никогда не видела, чтобы любовь приносила людям счастье. Так называемые светские браки по любви с годами пропитывались холодом. Ты и сам это видел. Вот, к примеру, наш принц-регент, вынужденный жениться на женщине, которую терпеть не может, хотя все знают, что он любил миссис Фицхерберт? Но даже такая страсть была недолгой.
— Значит, он любил ее не по-настоящему.
— Я не могу ответить на подобные чувства, во мне этого нет, — настойчиво повторила Джулия, — Ты услышал объяснение, теперь позволь уйти.
— Еще ничего не закончено, — прорычал Бенедикт.
— Боюсь, что закончено. — Джулия взялась за дверную ручку и потянула. — Спокойной ночи, милорд.
Она вышла, закрыв за собой дверь. Щелчок замка громким эхом отозвался у него в ушах, возвещая об уходе Джулии, а каждое холодное, официальное слово превратилось в гвоздь, забитый в сердце.
Джулия держала себя в руках до тех пор, пока не вошла в спальню, которую делила с сестрой. Оказавшись в знакомой, безопасной обстановке, она позволила себе обмякнуть, прижалась спиной к стене и медленно соскользнула на толстый ковер. Джулия потрогала губы — все еше припухшие, и легкое покалывание не прошло. Она по-прежнему ощущает кольцо его рук вокруг себя, его твердую грудь, прижавшуюся к ее грудям…
Джулия ледяными руками схватилась за щеки. Что же теперь делать? Одно прикосновение губ Бенедикта, и весь мир сошел со своей оси. Его губы были такими чувственными и неотразимыми. А гладкое скольжение его языка…
Панельная дверь дрогнула и отворилась. Джулия с трудом поднялась на ноги. Слишком поздно.
— Боже мой, что за представление в гостиной! — В спальню вплыла София. — Я думала, у мамы и леди Уэксфорд дело дойдет до драки.
— Кажется, ты жаловалась на головную боль.
— Хайгейт убедил меня, что будет благоразумнее появиться там. — София взглянула на сестру. — Но тебя в гостиной не было. Что ты делаешь на полу? Да еще не сняв обеденное платье?
— Ничего.
— В таком случае почему ты такая бледная? Что-то случилось?
Джулия внимательно разглядывала сестру. На ее щеках цвели розы, очень подозрительные розы.
— Могу задать тебе тот же вопрос. Куда ты исчезла после обеда?
— Всего лишь в библиотеку. Вряд ли это чем-нибудь тебя заинтересует. — Кончики ее ушей, едва заметные сквозь массу золотистых кудряшек, сделались того же цвета, что и щеки.
Джулия изогнула бровь.
— В библиотеку, вот как? И что такого имеется в библиотеке, что заставило тебя покраснеть?
— Ну… — София чинно сложила руки перед собой и потупилась. — Возможно, Хайгейт меня там выследил.
Конечно, выследил, а потом убедил присоединиться к остальному обществу.
— Неужели бал у Послтуэйтов тебя ничему не научил?
Можно подумать, у нее есть право критиковать сестру после того, что только что произошло в кабинете отца.
— А что еще могло случиться? Мы уже помолвлены.
— Если ты не будешь исключительно осторожна, помолвку разорвать не сможешь.
София подняла руку и привычным жестом начала теребить подвеску на шее. Из-за легкой дрожи в пальцах казалось, что рука ее трепещет, как птичье крыло.
— Вроде бы нас никто не заметил. — Рука резко остановилась. — Как я выгляжу?
— Взбудораженной. Я не видела тебя такой с тех пор, как… — Джулия умолкла. Она едва не выпалила имя Ладлоу, а Софии вряд ли требовалось лишнее напоминание о нем.
София прошла в гардеробную и потянулась к волосам. На пол посыпались шпильки.
— С чего мне быть возбужденной? Мы просто поговорили, и я дала ему почитать один из моих романов.
— Хайгейт читает романы?
— Он сказал, что ему понравился роман «Чувство и чувствительность». Я нашла неожиданным и приятным то, что Хайгейт не стал презрительно фыркать и насмехаться над женской глупостью.
— О, и в самом деле.
София резко повернулась, прищурившись.
