Аппертон постучал пальцем по своему нетронутому бокалу.
— Ты понимаешь, что завтра проснешься с раскалывающейся головой, а на завтрак пожелаешь какую-нибудь гадость вроде почек или копченой селедки?
— По крайней мере, высплюсь.
Выгнув бровь, Аппертон отпил из бокала.
— Что, все так паршиво? Ну хорошо, давай заключим пари. Одна догадка и пять сотен фунтов, если я прав.
Бенедикт с грохотом стукнул бокалом о стол.
— Пари? Да к чертям собачьим твои пари! Именно из- за них я попал в эту неразбериху!
Аппертон изучал свои ногти.
— Действительно. А мисс Джулии ты о своих чувствах сказал?
Бенедикт заморгал и уставился на друга.
— Ой, только не надо смотреть так потрясенно. — Аппертон подался вперед. — Ты что, и правда надеялся скрыть это, с вашими-то супружескими шутками?
— Какими еще шутками?
— На музыкальном вечере, когда я дразнил вас и предлагал стать парой. Ну не такой же ты болван, чтобы забыть об этом! Еще мои сестры, которым медведь на ухо наступил, жестоко обращавшиеся с герром Моцартом и другими композиторами?
Раздражение пробилось даже сквозь изрядный туман, которым окутывало его бренди.
— Да, помню. И что из этого?
— Ну конечно, ты не заметил. Наверное, был слишком занят, изучая обои. Да на лице мисс Джулии можно было яичницу жарить — так она раскраснелась.
Бенедикт потряс бутылку.
— Да ты у нас поэт, с такими образными выражениями. Можешь дать лорду Байрону несколько уроков. Покажешь ему, как это делается.
— А, сарказм — последнее прибежище отчаявшихся. Смотрю, ты не рвешься отрицать, а это уже шаг в нужном направлении.
— Высказывай свою мысль, Аппертон, пока я не опрокинул тебе на голову эту бутылку.
— Ты не посмеешь совершить подобного святотатства по отношению к столь превосходному бренди.
Бенедикт сжал горлышко бутылки.
— Мы всегда можем заказать другую.
— Это верно, — поспешно согласился Аппертон. — Ладно, слушай. Как бы выразиться поделикатнее…
Бенедикт громко фыркнул.
— Когда твои сестры начнут попадать в ноты, тогда ты сможешь выразиться деликатно, но не раньше.
— Признаю свое поражение. — Аппертон отсалютовал бокалом. — В таком случае буду говорить, как есть. Не одного тебя смущали мои подколки. Мисс Джулии тоже было не по себе. И если тебя интересует мое мнение, она вполне могла бы принять твое предложение.
Бенедикт подался вперед.
— На что спорим?
— Вот черт.
— Что такое?
— Если ты так уверен, я понимаю, что уже проиграл. Что-то случилось?
Бенедикт посмотрел на друга. Конечно, они провели в согласии немало часов (одному богу известно, как сильно потом у них болели головы), обсуждая женщин, но он никогда не позволял себе говорить об этой конкретной леди. Бенедикт не мог поставить ее в один ряд с оперными танцовщицами, актрисами и прочими подобными красотками, которых частенько навешал Аппертон. По его мнению, Джулия выделялась даже среди более аристократичных светских дочерей. Она всегда будет выделяться. Да только после их поцелуя природа этого отличия изменилась. И обсуждать ее с Аппертоном, словно она какая-нибудь оперная певичка, было немыслимо.
И все же бренди согрело кровь и развязало язык.
— Я ее поцеловал.
Аппертон удивленно вскинул брови.
— Правда? И?
— Она отреагировала не так, как я надеялся.
Аппертон хохотал столь громко, что джентльмен, сидевший через два столика от них, сердито посмотрел на него.
— Пощечину влепила?
— Нет. — Если бы. Бенедикт подозревал, что гнев он пережил бы легче.
Ее ледяное поведение, вполне объяснимое, да еще открывшийся секрет — вот что заставило Бенедикта обратиться к своей первоначальной цели — просто купить породистую кобылу и уехать отсюда. В памяти было слишком много воспоминаний из прошлого, когда они вместе смеялись. Он хотел вернуть прежнюю Джулию.
— А что? — поторопил его Аппертон.
— Она ответила на поцелуй.
— И это ввергло тебя в такую печаль?
Бенедикт насупился.
— Какая еще печаль? Нет никакой печали.
— Конечно, нет.
— Да пропади оно все пропадом! Потом она опомнилась.
Аппертон допил остатки бренди.
— В таком случае есть очень простое решение.
Бенедикт сердито посмотрел на друга, заранее зная, что совет ему не понравится.
— Какое?
— Сделай так, чтобы в следующий раз Джулия снова перестала соображать.
Бенедикт некоторое время рассматривал свой бокал, затем поднес к губам.
— Следующего раза не будет. Она ясно дала это понять.
— Где твоя отвага, старина? — Аппертон хлопнул ладонью по столу, чем вновь привлек взгляды с соседних столиков. — Девушка тебе нравится. Нужно связать ее и сбить с ног. Не оставляй ей времени остановиться и подумать! Пусть она будет все время так занята тобой, что не поймет, чем ее ударили, пока однажды утром не очнется у тебя в постели. А к тому времени ты доставишь ей такое наслаждение, что все остальное перестанет иметь значение.
Бенедикт стукнул бокалом по столу.
— Ты закончил? Просто не верится, что ты только что предложил мне соблазнить хорошо воспитанную леди из приличной семьи.
Аппертон искоса посмотрел на друга.
— Можно подумать, такое случится впервые.
— Ты исходишь из того, что леди сговорчива. Так вот могу тебя заверить, что нет.
Аппертон взял бутылку и снова наполнил бокалы.
— По крайней мере, такое положение дел не обещает Ладлоу ничего хорошего.
Бенедикт разом осушил содержимое бокала.
— Он уже сделал предложение.
Аппертон побагровел и закашлялся, брызгая слюной.
— Боже праведный, — просипел он, отдышавшись. — Почему ты сразу не сказал? И более того, как ты собираешься это остановить?
Бенедикт не ответил. Краем глаза он заметил какое-то движение и повернулся в сторону него. Поникнув плечами, мистер Сент-Клер спускался по лестнице из верхних комнат, и отблески свечей мерцали на его лысой макушке. Бенедикт прищурился.
— Как по-твоему, что он тут делает?
Проследив за взглядом Бенедикта, Аппертон оживился.
— О, легок на помине!
— Мы не говорили о Сент-Клере.
