— Почему мы не можем остаться друзами, как раньше? — Даже для нее самой собственный голос прозвучал неестественно, глухо и странно.
— Мы уже никогда не сможем вернуться к прежним отношениям.
— Но почему?
— Потому что я познал тебя интимно. Я даже подумать не могу о том, чтобы жениться на другой, ведь всякий раз, ложась в постель, я буду закрывать глаза и видеть тебя, Джулия. Именно тебя. И ничто не сотрет этих воспоминаний.
В его словах звучала та же убежденность, что и сегодня утром: «Я люблю тебя и всегда любил».
Она закрыла глаза и сглотнула.
Убежденность и уверенность. Бенедикт хладнокровно и безмятежно вложил свое сердце в ее ладони. Дал ей власть, какой она никогда не хотела, власть уничтожать, хоть намеренно, хоть нет. А в ответ не требует ничего… пока.
Но обязательно потребует. Женится на ней, а через некоторое время будет ожидать такой же открытости. Захлестнет своей страстью и станет постоянно призывать к отклику, которого так легко добился сегодня утром. Когда все это происходило, подчинение страсти казалось таким же естественным, как дыхание. Но сейчас, вспоминая… Сможет ли она открываться ему регулярно Допустит ли такую уязвимость?
Безусловно, Джулия ему доверяет, но сила чувств, которые он в ней пробудил, достигла пугающего уровня и временами казалась чрезмерной.
— И, как ты сказал, мы должны пожениться, — прошертала Джулия, признавая эту истину.
После случившегося сегодня утром она вполне может забеременеть, но даже без этого скандал замять невозможно.
— Прости за то, что я сказала о Кливдене. Просто это… — Джулия искала нужные слова. — Подумай о папе, вынужденном встретиться с ним лицом к лицу. Подумай о том, как я чувствую себя, узнав, что стала предметом пари.
— Я в этом не виноват.
— Знаю. Но разве нельзя было сказать мне сразу? И Аппертон! О чем ты думал, поощряя его в том пари?
— Тем вечером… — Бенедикт запустил пальцы в волосы, и они встали дыбом.
Джулия внимательно посмотрела на него, и его изможденный вид поразил ее в самое сердце. Он почти не спал этой ночью, а может быть, и вовсе глаз не сомкнул. Джулию захлестнуло чувство вины.
— В вечер бала у Послтуэйтов, — продолжал Бенедикт, мы были в клубе «Уайтс». Я даже не помню, что собирался написать в книге. Увидел, что этот болван упомянул твое имя в пари, и мог думать только об одном — успеть предостеречь тебя.
— Ты в самом деле решил, что он вскружит мне голову? Уж кто-кто, а ты должен знать, что я никогда бы не поступила так с сестрой.
— Я знаю, только… Тебе не понравится, но скажу как есть. С того момента, когда все это началось, я не мог мыслить здраво о касающихся тебя вещах. Бросил Аппертона и поехал на бал искать тебя. И если он подписал пари, это случилось после моего ухода из клуба.
— Так ты не сделал ничего, чтобы помочь другу выиграть немного наличных?
— Джулия, за кого ты меня принимаешь? — Левый уголок его рта задергался. — Вообще-то он просил. Приехал и рассказал мне о твоей помолвке. А я отказался. Но все-таки ты должна признать, что он здорово помог нам сбежать из города.
— Да только одежда, которую Аппертон для меня нашел, оказалась мала.
По лицу Бенедикта расплылась язвительная улыбка, от чего сердце Джулии невольно забилось быстрее.
— Если бы он подобрал платья, которые идеально тебе подходят, мне пришлось бы вызвать его на дуэль.
Она уже начала улыбаться в ответ, но при упоминании о дуэли улыбка увяла прежде, чем успела расцвести.
— Пожалуйста, не нужно об этом шутить. Достаточно и того, что папе придется встретиться с Кливденом.
— Этого нельзя избежать. Если бы не твой отец, он бы вызвал меня, и плевать, что этот идиот говорил раньше. Сбежав с тобой, я лишил его кучи денег: Аппертон не может быть единственным, кто подписался под тем пари.
— Сам виноват, раз был таким самоуверенным и поспорил на громадную сумму. Пять тысяч! До чего нелепо. Чтобы расплатиться со всеми, ему придется найти себе богатую наследницу.
— Может, он надеется, что твой отец его застрелит, тем самым избавив от неприятностей?
При обычных обстоятельствах это заставило бы Джулию расхохотаться, но не сегодня — отец тоже может погибнуть.
— Пожалуйста. — Голос дрогнул, и ей пришлось сглотнуть, прежде чем продолжить. — Пожалуйста, не говори такого.
— Ты же не беспокоишься за Кливдена, правда?
— Я думаю о папе, — прохрипела Джулия. Конечно, она злилась на него из-за всей этой неразберихи, но ей все равно не хотелось, чтобы отец рисковал своей жизнью.
Бенедикт потянулся, взял ее руку в свои ладони, и руке стало тепло.
— По его собственному признанию, это будет не первый раз, когда мистер Сент-Клер окажется под вражеским огнем.
— Да, но исход той дуэли мне уже известен. Папа выжил.
— Но ты же понимаешь, правда, что в большинстве этих дуэлей чести никто не пытается по-настоящему убить противника?
Как ей хотелось поверить ему! Но в глазах промелькнуло сомнение и лишило убедительности его голос. Весь предыдущий опыт Бенедикта с Кливденом подтверждал, что гаденыш вполне способен прибегнуть к насилию для достижения своей цели.
— Я не могу остановить эту дуэль, — произнес он, словно пытался убедить самого себя в счастливом исходе. — Ты это знаешь. Но я, черт побери, сделаю все возможное, чтобы никто не погиб.
Глава 19
Миссис Сент-Клер обрушилась на младшую дочь в ту же секунду, как та переступила порог. Она кричала и бушевала, пока Биллингз помогал Джулии снять плащ. Схватив дочь за руку, мать протащила ее по всем трем пролетам лестницы в спальню. Закрыв за собой дверь, миссис Сент-Клер топнула ногой, подбоченилась и приступила к долгой, славной выволочке.
Джулия сидела на кровати, потирая место на руке, где утром, скорее всего, появятся синяки, и выслушивала брань молча, как полагается, но при этом ждала, когда мать замолчит, чтобы перевести дух. Она очень быстро потеряла счет тому, сколько раз мать повторила слова «скандал», «обесчещена», «позор» и «полнейшая катастрофа».
В какой-то момент миссис Сент-Клер произнесла нечто, подозрительно похожее на вопрос: «Ты вообще понимаешь, как усердно я трудилась, чтобы этого добиться, и все ради того, чтобы ты потом отказалась?»
Джулия не стала утруждать себя ответом. Никаких оправданий тут быть не могло. Должно быть, прошло не меньше получаса, пока мама добралась до финала:
— Ну? Что ты можешь сказать в свое оправдание?
— Ничего.
Миссис Сент-Клер моргнула. Ее прическа давно рассыпалась, и волосы теперь беспорядочно падали на раскрасневшееся лицо. Она явно рассчитывала услышать какие-нибудь оправдания.
