Но недостаток еды и длинные дни, когда ничего не происходило, возымели свое действие, и все снова поддались безделью и скуке.
Каллиадес наблюдал за далеким облачком пыли. Сухая земля впитала всю дождевую воду, и теперь снова была пыльной, как и перед грозой.
Рядом с Каллиадесом и Баноклом стоял Борос Родосец.
— Ты видишь, что там такое? — спросил Каллиадес желтоволосого парня. — Твои глаза моложе наших.
— Я не уверен, господин, — признался воин. — Там корова?
Банокл изумленно посмотрел на него.
— Какая еще корова, ублюдок? — спросил он.
— Вон там, — юный воин показал в сторону Могилы Ила, где бродил отбившийся вол, предназначенный для жертвоприношения, и щипал траву.
— Я имел в виду — вон там, за Скамандером, — сказал Каллиадес. — Там облако пыли. Похоже, всадники, и, может быть, они сражаются.
Воин прищурился и признался:
— Не знаю.
Банокл предположил:
— Может, это стадо свиней, которых гонят к Трое, чтобы зажарить. — Он нахмурился. — Они должны быть невидимыми, эти свиньи, чтобы их можно было прогнать мимо врага. Но, — возразил он сам себе, — мы не можем открыть ворота, поэтому как они сюда попадут? Значит, это, скорее всего, проклятые невидимые свиньи с проклятыми крыльями, готовые перелететь через стены прямо на вертела.
Каллиадес улыбнулся.
Борос, очевидно, ободренный этой болтовней, обратился к Баноклу:
— Командующий, у меня есть просьба.
— Какая? — буркнул Банокл без интереса.
— Когда мы выиграем эту войну, я бы хотел вернуться к своей семье на Родос.
— А зачем ты мне это говоришь? Мне плевать, что ты будешь делать, — Банокл хмуро посмотрел на него.
Борос нерешительно глядел на командующего, как глядел бы на незнакомого и, возможно, опасного пса. Потом сказал:
— Но у меня нет колец, господин. Я был со скамандерийцами больше года, но мне заплатили только один раз, на праздник Персефоны, когда я получил три серебряных кольца и шесть медных. Теперь они кончились, а кольца моего брата забрали с его трупа. Я не могу вернуться на Родос, если нам не заплатят.
Банокл покачал головой.
— Я не знаю, на кой ты беспокоишься о возвращении домой. Мы, наверное, все равно все погибнем. Или умрем с голоду, — добавил он мрачно.
Каллиадес с ухмылкой хлопнул друга по спине.
— А что я тебе говорил о причинах поступков мужчин, командир? — спросил он.
Банокл снова фыркнул.
— Нет смысла беспокоиться о проклятущих кольцах, когда мы сперва должны справиться с этими коровьими лепешками, любовниками коз, — он махнул в сторону вражеских лагерей внизу.
Банокл был прав. Каллиадес знал, что в сокровищнице Приама ничего не осталось, чтобы заплатить регулярным войскам. Наемники из Фригии, Зелии и с хеттских границ получали плату. «А от троянских войск, — подумал Каллиадес, — ждут, что они умрут за Трою даром».
— Если мы останемся в живых, я позабочусь, чтобы ты получил достаточно колец, — пообещал он Боросу, зная, что его обещание, скорее всего, ничего не значит.
— Еще больше врагов ушло, — заметил парень. — Это хороший признак, верно? — с надеждой спросил он.
— Неплохой, — только и мог сказать Каллиадес.
Они наблюдали, как уходят прочь мирмидонцы и две другие армии, но Каллиадес не мог сказать — чьи именно. Он гадал: не означает ли их уход, что западные цари поцапались друг с другом? Ахилл был отравлен, но кем? Уж наверняка не Гектором. Даже враги не верили в это. Воины Фессалии с почестями вернули тело Гектора в город. Убил ли Ахилла кто-то из тех, с кем он был на одной стороне? Каллиадес знал: эту загадку он вряд ли когда-нибудь разгадает.
— И что ты будешь делать, когда вернешься на Родос? — спросил он Бороса.
— Присоединюсь к отцу. Он у меня золотых дел мастер и обучил меня своему ремеслу.
Каллиадес приподнял брови.
— Великий Зевс, парень, если бы мой отец был золотых дел мастером, я бы оставался дома и учился его делу, а не продавал свой меч.
— Моя мать — троянка, и она сказала, что я должен сражаться за честь нашего города. И она хотела, чтобы я узнал, жив ли еще Эхос. Он был ее первенцем, понимаешь. Она не видела его пятнадцать лет.
Банокл прищурил глаза и заметил:
— Всадники.
Далекое облачко пыли разделилось на два, оба направлялись к Трое. Они двигались быстро, как будто одна группа всадников гналась за другой. Каллиадес навалился грудью на стену, досадуя, что не может разглядеть их получше. Он посмотрел на Бороса и увидел, что молодой человек вглядывается в другую сторону.
— Борос, — окликнул он. — Ты что-нибудь видишь левым глазом?
Парень печально покачал головой.
— Нет. Я раньше различал им свет и тень, но теперь не вижу и этого, — признался он. — Только темноту. Я был ранен во Фракии, понимаешь.
Каллиадес знал, что одноглазый воин не может долго продержаться в ожесточенном бою. Было невероятно, что парень все еще жив.
Каллиадес снова сосредоточился на далеких всадниках. Там было два отряда — в том, что скакал впереди, было человек пятьдесят, их преследовали бешеным галопом около двух сотен. Всадники пересекли Скамандер и теперь мчались по равнине к городу. Люди на стенах закричали своим товарищам, чтобы те пришли и посмотрели на гонку, а внизу вражеских воинов вызывали из палаток и из тени разрушенных домов. Враги быстро вооружались, надевали пояса с мечами и шлемы, собирали пики и копья, луки и колчаны со стрелами.
Потом кто-то закричал:
— Троянская конница!
Теперь Каллиадес видел, что всадники впереди носят черно-белые шлемы с гребнями — шлемы конников Гектора. Они низко пригнулись к лошадиным шеям, подгоняя своих коней ударами поводьев и криками. Их преследователям мешала пыль, поднятая беглецами, и они слегка оттянулись назад, когда обе группы галопом промчались с равнины вверх по склону к городу.
Когда передние всадники с громом копыт проскакали по деревянному мосту в нижний город, вражеские воины начали стрелять в них из луков, в беглецов со всех сторон полетели пики и копья. Некоторые явно попали в цель, два всадника с краю отряда упали.
Воины, наблюдавшие со стен, заорали, ободряя всадников, чтобы те продолжали скачку.
Каллиадес почувствовал, как сердце его застряло в глотке, когда возглавлявший отряд конник помчался по разрушенному городу. «Ну же, — подумал он. — Ну же, ты можешь добраться!»
Вражеские конники, казалось, поскакали еще медленней.
— Открыть ворота! — закричал кто-то, и этот крик подхватили вдоль всех стен.