«Страху нельзя доверять, — предупредила она себя. — Он все преувеличивает. Он нечестный и предательский».
Несмотря на свои трезвые мысли, при новом взгляде на Персиона Андромаха опять увидела воина, обладающего почти стихийной мощью. Геликаон казался более человечным и, следовательно, более уязвимым.
Закрыв глаза, Андромаха снова вызвала в памяти образ Геликаона, сражающегося на лестнице, неукротимого и непобедимого. К ней вернулось спокойствие.
Алкей выкрикнул:
— Пир — время товарищества, Персион. Разве это дело не может подождать до утра?
— При всем моем уважении к тебе, царь Алкей, я ждал, пока закончится пир. Однако боги и честь Микен требуют, чтобы я получил возмездие за зверское преступление, совершенное против моей семьи, моей земли и моего царя.
Алкей встал с места.
— И у кого ты ищешь этого возмездия? — спросил он.
Персион вытянулся во весь рост и выбросил вперед руку, указав пальцем вдоль стола.
— Я говорю о Геликаоне Подлом и Ненавистном, — сказал он.
Алкей повернулся к Геликаону.
— Ты мой гость и, коли того потребуешь, согласно законам гостеприимства я обязан отказать этому человеку в праве бросить тебе вызов.
— Я не требую этого, — ответил Геликаон, тоже встав. — Могу я спросить бросившего мне вызов, кто из членов его семьи пострадал от моей руки?
— Могучий Электрион! — прокричал Персион. — Его одолели твои воины, а ты его обезглавил, но сначала выдавил ему глаза, чтобы он слепым явился в Аид!
Андромаха услышала, как по толпе после этих слов пронесся ропот, и увидела, как некоторые люди холодно уставились на Геликаона.
— Могучий Электрион, — сказал Геликаон собравшимся, — был, как и все микенцы, обычным кровожадным дикарем, охотившимся на тех, кто слишком слаб, чтобы сопротивляться. Я убил его в поединке, а потом отрезал ему голову. И я действительно выколол его мертвые глаза, прежде чем швырнуть его голову через борт на поживу рыбам. Может, однажды я пожалею о том, что сделал. А сейчас я жалею только о том, что не отрезал ему язык и не отсек уши.
Геликаон на мгновение замолчал, потом обвел взглядом собравшуюся в мегароне толпу.
— Вы все знаете, какова на деле микенская честь, о которой говорит этот негодяй. Она обернулась руинами ваших городов и селений, изнасилованием ваших женщин и разграблением ваших земель. Высокомерие Микен непомерно. Мой обвинитель говорит о богах и микенской чести, как будто одно как-то связано с другим. Это не так. Я верю всем сердцем, что боги ненавидят и презирают Агамемнона и его людей. Если я ошибаюсь, пусть я умру здесь, от руки этого… презренного создания.
Персион выкрикнул проклятие, вытащил меч и шагнул прочь от стола.
— Положи меч! — приказал Алкей. — Ты призывал богов, Персион, и теперь ты подождешь, пока будут соблюдены все ритуалы. Поединок состоится по олимпийским правилам. Оба бойца будут нагими, вооружены колющими мечами и кинжалами. Пусть позовут жреца Ареса, а женщинам разрешат удалиться.
Андромаха сидела очень тихо, в то время как остальные женщины встали и покинули мегарон.
Алкей посмотрел на нее.
— Ты не можешь остаться, госпожа.
— Но я не могу и уйти, — ответила она.
Алкей приблизился к ней; голос его был едва слышен.
— Я должен настоять на том, чтобы ты удалилась, Андромаха. Ни одна женщина не должна присутствовать при кровавом поединке.
— Геликаон — мой друг, царь Алкей, и я буду свидетельницей того, что произойдет. Если, конечно, ты не прикажешь, чтобы жену Гектора силой выволокли из мегарона.
Он слабо улыбнулся.
— Как печально, милая Андромаха, что упоминание имени твоего мужа больше не имеет того веса, что раньше. Несмотря на это, я удовлетворю твою просьбу. Не из страха и не из-за мыслей о будущей выгоде. Просто потому, что ты жена великого человека, которым я восхищаюсь.
Подняв глаза, царь подозвал воина — невысокого, коренастого человека с энергичным лицом и ярко-голубыми глазами.
— Малкон, — пробормотал царь, — госпожа Андромаха желает посмотреть на поединок. Забери ее в Комнату Шепота и позаботься о том, чтобы никто ее не побеспокоил.
Андромаха встала и оправила одежду. Ей так много хотелось сказать Геликаону, сердце ее сильно билось. Его сапфировые глаза обратились к ней, и Андромаха улыбнулась.
— Вскоре увидимся, госпожа, — сказал Геликаон.
— Смотри, сдержи свое обещание, — ответила она, повернулась и последовала за невысоким воином из мегарона, а потом — по коридору.
Они поднялись по каменным ступеням, прошли через узкую дверь и очутились на крыше, с которой были видны город и море. Здесь дул свирепый ветер. Андромаха задрожала.
Малкон пересек крышу и очутился у второй двери; Андромаха последовала за ним. Воин вошел в комнату, но Андромаха помедлила в дверях, внезапно забеспокоившись. Комната была темной, без окон. В лунном свете она видела темный силуэт Малкона у дальней стены. Тот, похоже, стоял на коленях. Потом вспыхнул свет, тонкий, как лезвие меча, и Андромаха увидела, что воин вынул из пола тонкую панель.
Встав, он крадучись вернулся к двери.
— Если ты вытянешься на ковре, госпожа, — прошептал он, — ты сможешь увидеть середину мегарона. Я подожду снаружи.
Андромаха всмотрелась в темную комнату, освещенную лишь слабым серебристым блеском, и заколебалась.
— Ты передумала и решила вернуться на корабль?
— Нет.
Шагнув в комнату, она присела на пол и придвинулась ближе к серебристому свету. Он исходил от факелов, мерцающих внизу, в мегароне.
Щель была узкой, и Андромаха видела только край пиршественного стола и центральные плиты мегарона. По ним ходили слуги, рассыпая по полу сухой песок. Звук сыплющихся на каменные плиты песчинок был отчетливо слышен в верхней комнате. Один из слуг подался к другому и прошептал:
— Я поставлю два медных кольца на микенца.
Слова отдались в ушах Андромахи неестественно громко.
«Так вот почему это Комната Шепота», — подумала она.
Здесь обычно лежали шпионы, подслушивая беседы в мегароне внизу.
Слуги ушли, и появился пожилой жрец в длинном черном одеянии; на его узких плечах лежали две одинаковых красных ленты, говорившие о том, что он служитель Ареса.
— Вы должны воззвать к богу войны, чтобы тот стал свидетелем этого поединка, — проговорил жрец. — Да будет ясно тогда, что Арес желает видеть лишь сражение до смерти. Пусть не будет криков о пощаде, не будет попыток сдаться, не будет бегства. Отсюда выйдет только один боец. Второй истечет кровью на этих камнях. Пусть бойцы сделают шаг вперед.
