Весть о микенском флоте быстро разнеслась по землям, граничащим с Геллеспонтом, и пока что ни один корабль не пробовал выплыть из проливов. Они потопили один дарданский корабль, пытавшийся пройти под покровом темноты, и два хеттских торговых судна, пытавшихся вернуться домой; хеттов злило, что действия Агамемнона закрыли проливы для судов всех стран.
Когда обреченные хеттские моряки барахтались в холодной предательской воде, Менадоса спросили, должны ли микенские корабли их подобрать. Пусть погибнут — таков был его приказ. Лично он предпочел бы спасти их; он уважал моряков всех земель, и было нетрудно оставить их на фракийском берегу, чтобы они вернулись домой пешком. Но нельзя было допустить, чтобы до хеттского императора дошла весть, что его корабли потоплены микенцами. С кораблей высмотрели нескольких сильных хеттских пловцов, казалось, вполне способных добраться до берега, и лучники их перестреляли, пока все хетты не пошли ко дну.
— Корабль к северу!
Менадос повернулся и затенил ладонью глаза.
Члены команды «Электриона» вскочили, чтобы тоже посмотреть: им не терпелось взяться за дело.
Далекий корабль шел под парусом, быстро гонимый к ним сильным северным ветром. Менадос не видел знаков на этом судне в угасающем свете дня, но надеялся, что оно троянское или дарданское.
Большая часть троянского флота была заперта в Троянской бухте. Она не могла оттуда выйти, но и микенский флот не мог туда войти. Приам никогда не стремился построить сильный флот, достойный столь великого города; вместо этого он полагался на огромный флот Дардании, построенный его родственниками Энхисом и Геликаоном для троянской торговли и защиты города. В бухте были заперты всего-навсего восемнадцать троянских судов, но многие, как говорили, были теперь оснащены метателями огня, что уравновешивало численное превосходство судов Менадоса.
Это было тупиковое положение. Если бы в распоряжении Менадоса было больше кораблей, он легко захватил бы бухту, но Агамемнону требовался каждый пеший воин, чтобы взять город, потому что его воины гибли у Трои тысячами.
Менадос вздохнул. Членам команды, запертым на кораблях, следовало бы радоваться, что они остаются на борту. Каждый день они видели в небе над Троей вести о горящих погребальных кострах — столбы дыма днем и яркое зарево ночью.
— Это дарданский корабль, господин! — закричал помощник Менадоса. — Твои приказания?
Теперь Менадос и сам мог видеть парус с изображением черного коня. «Но это не „Ксантос“, — подумал он. — Судно слишком маленькое. Жалко».
— Пять кораблей, — приказал он. — Возьмите его на абордаж. У них могут быть полезные сведения для Агамемнона. Остальные корабли пусть держатся поблизости, но не вмешиваются. Там могут оказаться метатели огня.
Его приказы были переданы с помощью поднятых ярких флажков, прицепленных к канату — система, которую Менадос изобрел сам, чтобы передавать сообщения в море.
Пять кораблей — четыре микенских и один афинский — двинулись вперед, к приближающемуся судну, собираясь уничтожить его парус и заставить сбавить ход, а потом таранить и взять на абордаж. Остальные микенские суда тоже повернули на север.
Дарданский корабль продолжал идти, не меняя курса, очевидно, решившись прорваться через строй приближающихся судов.
Когда они сблизились, с афинского корабля взлетели горящие стрелы, нацеленные в черного коня. Две стрелы упали в воду, но пять попали в цель, и парус загорелся. Когда он исчез в пламени, корабль сбился с курса, но продолжал идти. Клочья горящего паруса падали на палубу, потом раздался оглушительный свист, и внезапно все судно охватил огонь.
В последний миг Менадос увидел три силуэта — люди бросились с палубы в море.
— Огненный корабль! — закричал он. — Поворачивайте! Уходите!
Но пылающий корабль все плыл, и афинское судно не смогло убраться вовремя с его пути. Огненный корабль врезался в корпус поворачивающего судна и скользнул вдоль деревянной обшивки. Сила столкновения уронила мачту дарданского корабля, и она, пылая, упала на палубу афинского. Куски горящего паруса, подхваченные свежим ветром, попали на парус одного из микенских судов, и парус этот тоже загорелся.
— Дураки! — закричал Менадос, наблюдая, как два из его судов горят, как команды их бросаются в воду.
Остальные галеры уходили прочь.
«И на борту огненного корабля тоже были дураки, — подумал он. — Зачем таким вот образом жертвовать судном?»
Он круто повернулся. За ними, идя на полной скорости сквозь сгущающуюся тьму, через брешь между микенскими галерами и Мысом Приливов двигался «Ксантос». Ночь была ненастной и ветреной, и гребцы галеры с трудом боролись с северным ветром и сильным течением у мыса.
— «Ксантос»! — крикнул Менадос. — Разворачивайтесь, вы, идиоты! Быстро!
Его рулевой изо всех сил налег на рулевое весло, и Менадос добавил к его усилиям свои собственные, навалившись на весло всем телом.
К тому времени, как они повернули корабль, чтобы погнаться за огромным судном, совсем стемнело, и «Ксантос» ушел прочь от трех ярко горящих кораблей, скрывшись в темноте Геллеспонта.
«Ксантос» медленно двигался сквозь ночь, идя на восток по Симоису. Небо было ясным, светили звезды, но над рекой лежал легкий туман. Единственными звуками были тихий плеск весел и резкий крик осликов вдалеке. Стояла такая тишина, что Андромаха могла слышать шум в тростниках, когда маленькие птицы улетали от проходившего мимо огромного судна.
«Ксантос» вышел в темноте из проливов на опасно высокой скорости. Он был перегружен, так как на нем находилась еще и команда «Борея». Только такой опытный моряк, как Геликаон, мог отважиться на это, потому что он знал сильные течения и предательские скалы Мыса Приливов лучше любого другого.
Но, едва оказавшись в Троянской бухте, гребцы сбавили темп. Потом вокруг них в темноте обрисовались другие суда: троянские корабли, запертые в бухте. Андромаха ожидала, что зазвучат приветственные крики, когда мимо этих судов заскользил золотой корабль, но моряки в странном молчании выстроились у бортов и наблюдали, как «Ксантос» движется через пролив к северной реке Трои.
— Почему такая тишина? — спросила она Ониакуса, который стоял на палубе с мерным шестом, вглядываясь в туман впереди. — Мы ведь все еще далеко от Трои и вражеских лагерей.
Не отрывая взгляда от реки, моряк ответил:
— Ночью звуки разносятся по реке очень далеко. Лучше не рисковать.
— Они все выглядят такими мрачными.
Ониакус кивнул:
— Да. Похоже, многое здесь изменилось с тех пор, как мы отплыли.
Симоис был мелким и заболоченным, даже весной, и Геликаон вел «Ксантос» посередине реки. Андромаха мало что могла разглядеть в ночном тумане, и время тянулось очень медленно. В конце концов она почувствовала, как корабль замедляет ход и останавливается. Молчание вокруг было давящим и тяжелым.
