— Набрать скорость для тарана! — закричал Геликаон.
«Электрион» все еще двигался вперед, его нос беспомощно поворачивался влево, когда золотой корабль нанес удар. Всего за миг до столкновения Геликаон заорал:
— Греби назад!
И снова дисциплинированные гребцы начали табанить.
Два корабля столкнулись со звуком, похожим на зевесов гром. «Ксантос» поразил свою мишень чуть ниже носа, заставив вражеский корабль содрогнулся от носа до кормы; потом «Ксантос» подался назад.
На обоих кораблях моряки ждали, держа наготове веревки и абордажные крюки, мечи и щиты. Но многие были сбиты с ног столкновением, и, когда «Ксантос» подался назад, между двумя судами образовалось пространство, прежде чем люди с обеих сторон смогли перепрыгнуть с одного корабля на другой.
Геликаон ощутил холодную дрожь триумфа. Он знал, что «Электрион» обречен. В момент столкновения Геликаон почувствовал, как вражеский корабль смертельно дрогнул: подводная часть его обшивки была вмята внутрь.
На микенском судне разразилась паника. Их недавно столь гордый флагман начал крениться на левый борт, а корабли на обеих сторонах флота барахтались на мелководье или в густой грязи. Раздавались сердитые крики и проклятья, паникующие команды обвиняли друг друга в своем невезенье. Потом, как и предвидел Геликаон, микенцы пустили в ход метатели огня.
Он приказал своему флоту как можно скорее отойти назад. Некоторые из летящих глиняных шаров упали в воду рядом с троянскими кораблями, но ни один из вражеских метателей не был таким высоким и дальнобойным, как метатели «Ксантоса».
Геликаон велел членам команды, занимающимся метателями огня, стоять наготове, но они и не нуждались в таких приказаниях.
Троянские и дарданские команды наблюдали, как два шара, выпущенные микенскими галерами, ударили по своим же кораблям. Геликаон быстро приказал лучникам выпустить по этим двум судам огненные стрелы. Оба корабля со свистом занялись пламенем. Корпуса судов были проконопачены с помощью дегтя, и огонь распространился по флоту с ужасающей быстротой.
Моряки ныряли в воду, некоторые из них барахтались по пояс в густом иле.
Прошло немного времени — и весь микенской флот уже был в огне; пламя добралось до шаров с горючей жидкостью на других судах, жаровни на накренившихся кораблях перевернулись. Моряки, застрявшие посреди толчеи горящих судов, гибли, вопя. Другие погибли, когда подплыли на расстояние прицельной стрельбы троянских лучников. Некоторые выплыли или вышли вброд на берег бухты Приливов, где были убиты троянскими воинами, удерживавшими мыс. И лишь немногие добрались до восточного берега бухты, к своим войскам.
Издалека донеслись радостные крики, и Геликаон посмотрел вверх — на стенах Трои собрались толпы, чтобы посмотреть на уничтожение вражеского флота. Он приказал двум своим кораблям подобрать выживших, чтобы допросить их, а потом зашагал на кормовую палубу «Ксантоса».
Бледный Ониакус благоговейно покачал головой.
— Они потеряли больше пятидесяти судов и несколько сотен людей, а мы — только трех сраженных стрелами моряков, — сказал он, едва осмеливаясь поверить в случившееся.
Потом посмотрел на Геликаона.
— На многих микенских судах были экипажи из рабов, прикованных к веслам. Какая чудовищная смерть!
Геликаон знал, что Ониакусу вспомнились события в Бухте Голубых Сов, когда тот спорил, возражая против подобной участи микенских пиратов.
— Я бы не пожелал рабам такой смерти, — ответил Геликаон. — Война всех нас превращает в животных. Не существует победы, которой стоило бы гордиться. Эти микенцы и их рабы были обречены на гибель невежеством, высокомерием и нетерпением.
— «Электрион» — проклятое имя, — сказал Ониакус.
Геликаон кивнул.
— Это правда. Агамемнон вряд ли разгневает Посейдона, построив еще одно судно с таким именем. Теперь нам нужно решить одну задачу.
— Да, господин?
— Мы должны убраться из бухты, прежде чем Агамемнон успеет послать еще один флот с Имброса или из бухты Геракла. А путь для нас перекрыт, — Геликаон выругался. — Эти суда могут гореть до темноты.
— Мы узнали, что горючая жидкость быстро выгорает, — окликнул их Акамас, капитан «Щита Ила». — А теперь ты, Золотой, узнаешь, что «Щит» и его собратья-корабли могут пройти там, где не может пройти огромный «Ксантос».
В ожидании, пока огонь погаснет, Геликаон допросил нескольких микенцев, которых члены его команды выудили из воды. Большинство из пленных были простыми моряками, которые ничего не знали. Их прикончили и бросили обратно в воду. Спасся один из командиров, но он умер от ожогов прежде, чем успел рассказать что-нибудь важное.
Солнце начало опускаться к тому времени, как «Артемида» в последний раз отправилась в сторону микенского флота. Используя весла, как шесты, моряки этого судна проложили узкий канал в тлеющей путанице почерневших деревяшек, находя и убирая те, что были под водой и представляли собой опасность для кораблей, и выуживая большие обломки. Один за другим за «Артемидой» следовали остальные корабли, сперва те, что поменьше, потом — большие; каждый из них расширял спасительный канал, ведущий к выходу из бухты.
В конце концов два судна вернулись — «Наяда» и «Дельфин». Команда «Ксантоса» сбросила вниз канаты, и два троянских корабля потащили огромную галеру по каналу, проделанному другими судами. Команда «Ксантоса», убрав весла, наблюдала в молчании, как они проходят мимо призрачных галер, на которых валялись сотни обгорелых трупов. Некоторые из сгоревших и почерневших моряков до сих пор стояли, как стояли в тот миг, когда из настигла гибель. Большинство гребцов умерли, прикованные к скамьям, их тела скорчились в огненном тартаре.
Многие моряки «Ксантоса» отвернулись, в ужасе перед представшим перед ними кошмаром. Дерево микенских судов в некоторых местах все еще дымилось, вонь была тошнотворной.
Прошло много времени, прежде чем спасающиеся корабли достигли открытых вод и свежего воздуха. Потом, когда солнце уже коснулось горизонта, «Ксантос» и его маленький флот быстро вышли в Геллеспонт, а оттуда — а безопасное Зеленое море.
Как и большую часть дня, Андромаха стояла на западной стене Трои, наблюдая за тем, что происходит в бухте внизу. Она не присоединила свой голос к радостным крикам, раздавшимся вокруг, когда загорелся микенский флот. Андромаха стояла выпрямившись, неподвижная и молчаливая, и боялась, что если раскроет рот, то ударится в слезы. В душе она говорила прощальные слова человеку, которого любила больше всех на земле.
Когда стало холодать, толпа вернулась по домам или казармам, но Андромаха продолжала стоять на стене до тех пор, пока там не остались только она да четыре ее телохранителя.
Ее ночное путешествие в город прошло без происшествий. Караван осликов пересек равнину Симоиса, потом обогнул северный край плато, на котором стояла Троя. Когда они приблизились к городу, Андромаха увидела высоко вверху огни: они горели в окнах покоев царицы, обращенных к северу, над высоким утесом. Вряд ли под отвесной скалой могли находиться вражеские воины. Но, когда караван достиг подножья северной стены, вперед были высланы разведчики — проверить, свободен ли путь к Дарданским воротам.
