Его внимание привлекли сияющие огоньки. Они плыли к нему по воздуху. Три огонька, очень красивых. Большей частью золотые, они иногда вспыхивали синим и алым. Огоньки приблизились и опустились на траву. Риамфада попытался дотянуться до них, однако не мог пошевелить рукой. Как ни странно, на него снизошли мир и покой. Огни подплыли совсем близко, и он услышал голос в голове:
— Пойдем с нами. Познай радость.
Ему явилось видение — мастерская, где со всеми металлами можно работать только руками, без молотка и плавильной печи. Он узрел прекрасные творения, среди них розу из серебра и золота, такую совершенную, что трудно было отличить от настоящей.
— Это станет твоим, сын людей. Пойдем с нами.
— Я не хочу оставлять друзей, — ответил Риамфада, хотя его очень тянуло отправиться туда.
— Ты уже оставил их.
И это было правдой. Он не чувствовал ни сердцебиения, ни слабости, ни боли в тощей груди.
— Поднимайся, Риамфада. Пойдем с нами.
Рука, легкая, как крыло бабочки, помогла ему подняться, и он встал. Боль прошла. Окруженный золотым светом Риамфада медленно, невидимый танцорам, прошел по поляне. Там был Конн, рука об руку с Гвидией, и Гованнан, хлопавший в ладони в такт музыке. Стоял там отец Риамфады, Гариафа, прижимая к себе жену и целуя ее в щеку. Бывший калека обернулся и увидел маленькое, хрупкое тело, безжизненно обвисшее на досках. Потом снова перевел взгляд на друзей, радуясь их радости в последний раз.
— Я люблю их.
— Мы знаем.
Взяв его за руку, они повели юношу к Зачарованному лесу.
— Я могу бегать? — спросил Риамфада.
Они выпустили его руку. Он почувствовал траву под босыми ногами и ночной ветер, коснувшийся груди. И Риамфада побежал к далеким деревьям.
В доме Бануина Ворна открыла глаза. Тихонько выскользнув из постели, она подошла к окну и увидела, как огоньки поплыли к Зачарованному лесу. Несмотря на потерю силы, бывшая колдунья чувствовала сидов, их магию и разницу между сидами и душами людей. Сосредоточившись на далеких огоньках, Ворна попыталась понять, чью душу они забрали, и не смогла. Внятно ей стало только одно — человек этот был полон радости.
— На что ты смотришь? — сонно спросил Бануин.
— На маленькое чудо, — ответила Ворна, возвращаясь в постель и забираясь под одеяло.
Он обнял ее, и она положила ему голову на плечо.
— Надеюсь, что ты ни о чем не жалеешь, — прошептал Иноземец, — потому что я нет.
— Сколько тебе лет?
— Сорок девять.
— Я жалею, что не сделала это двадцать лет назад. Он провел рукой по черно-серебряным прядям.
— Боюсь, что секс не всегда так хорош.
— Докажи, — сказала она, прижимаясь к нему.
Они занимались любовью до рассвета, а потом спали несколько часов. Бануин проснулся первым, разжег огонь и приготовил на завтрак горячую овсянку, посластил ее медом и сделал отвар из цветков бузины. Отнес его Ворне и нежно разбудил ее. Потом вышел из спальни, чтобы дать ей одеться.
Вскоре она вошла в главную комнату, и они позавтракали в приятном молчании.
— Надолго ли ты уедешь? — спросила женщина.
— На четыре, пять месяцев. Ты будешь скучать?
— Думаю, да.
— Это хорошо, — улыбнулся он. Она замолчала и отхлебнула отвара.
— О чем ты думаешь? — спросил Бануин.
— О тебе и твоем гейсе, — ответила Ворна, поднимая на него взгляд.
— Риганте — чудесные люди, — улыбнулся торговец, — но у них есть странные обычаи. Зачем каждый из них носит проклятие?
— Гейс — не проклятие, а защищающее предсказание. Деревенская колдунья, жрица или друид возлагают на новорожденного руки и просят о видении. Им открывается главный момент жизни будущего ребенка. Как правило, гейсы не предсказывают смерть. Они указывают, где человека ждет успех или счастье. Восемнадцать лет назад я наложила гейс на новорожденную девочку. Он гласил, что если она увидит трехногую лису, то должна последовать за ней. В прошлом году она встретила такую лису и, выполнив предписание гейса, натолкнулась на юношу у ручья. Он был из племени паннонов и путешествовал со своим дядей. Этот человек влюбился в нее с первого взгляда, и они поженились в Самайн.
— Ну, ты слишком молода, чтобы присутствовать при моем рождении. А я слишком стар, чтобы меня тревожили суеверные страхи. — Он неожиданно улыбнулся. — Но если ты знаешь мой гейс, скажи.
— Я знаю его, почувствовала в первый день, как мы встретились. Не пей вина, когда увидишь льва с глазами цвета крови.
— Если я увижу такого зверя, — рассмеялся Бануин, — значит, я уже выпил слишком много вина.
— Ты поймешь, когда придет момент. Будь бдителен. Я не хочу тебя потерять. Обещай, что запомнишь мои слова.
— Запомню — и ты меня не потеряешь. А какой гейс у Коннавара?
— Он умрет в тот день, когда убьет пса, укусившего его.
— Прослежу, чтобы он держался подальше от собак, — сказал Бануин. — Но объясни мне вот что: если человек не нарушает гейсов, он живет вечно?
— Нет.
— Тогда другой вопрос: меня ничто не в силах убить, пока я не увижу льва с кровавыми глазами?
— Нет, — улыбнулась она. — Иногда — хотя и нечасто — человек умирает прежде своего времени — от случайной стрелы, падения с лошади или болезни. Известно одно: если ты нарушишь свой гейс, то умрешь в этот день.
— Понятно. Значит, на гейс и десять серебряных монет можно купить лошадь?
— Не стоит смеяться над тем, что выше твоего понимания, — строго сказала Ворна.
Бануин немедленно извинился.
— Прости, если это прозвучало как насмешка. Но у меня так тепло и легко на сердце. Я обещаю, что никогда не стану издеваться над обычаями риганте. Я люблю твой народ и его культуру. Недавно я беседовал о гейсах с Руатайном, и он рассказал мне свой: не будь щитом короля. Он очень смеялся над ним, поскольку у риганте нет королей.
— В настоящий момент меня заботит не Руатайн. Не я изрекла это пророчество. Обещаешь, что не забудешь про льва?
Бануин положил руку на сердце.
— Обещаю. А ты останешься со мной, пока я не уеду?
— Об этом будет говорить вся деревня.
— Мы могли бы обойти вокруг дерева, — негромко промолвил Бануин. Слова повисли в воздухе.
— К женитьбе нельзя относиться легкомысленно, — проговорила Ворна.
— Нельзя.
— Скажи, почему я должна согласиться, — прошептала она.
— Нужны ли здесь слова? — спросил он, обнимая Ворну и нежно гладя лицо.
