Коннавар рассмеялся, не обижаясь на подначку. Маккус улыбнулся.
— Юное тело, старая голова. Уж лучше он, чем старый дурак вроде тебя.
— Ты и сам не молод, — ухмыльнулся Арна. — Помнишь того ублюдка с секирой?
— А то.
— Как думаешь, ты победил бы его сейчас?
Маккус задумался, вспоминая, как силен был варский воин и как много риганте он отправил в мир иной.
— Нет, — наконец проговорил он. — Не победил бы. Арна помрачнел.
— Конечно, победил бы, — возразил он. — Ты стар настолько, насколько сам в это веришь.
Маккус заглянул в единственный глаз старого правителя и прочел там страх. «С возрастом мы все глупеем», — подумал он.
— Наверное, ты прав, — утешил он старого товарища, — но сегодня это заняло бы побольше времени.
— Никогда не сдавайся, — с облегчением рассмеялся Арна. — В этом секрет вечной жизни. — Он помолчал, и Маккус напрягся, зная, что за слова прозвучат. — Я очень расстроился, когда узнал о Лейе. Она была прекрасной женщиной.
Старая боль снова вернулась, и в горле появился знакомый ком.
— Спасибо, — выдавил он.
К нему подошла девушка и поставила перед ним миску с густым рыбным супом, положила ломоть свежего хлеба. Маккус поблагодарил ее и принялся за еду.
Поздним утром они с Коннаваром покинули Змеиное озеро и поехали домой. Лошади не успели отдохнуть, и они медленно ехали по горной дороге.
В полдень путники остановились, укрывшись от ветра за огромным камнем, и разожгли костер.
— Арна высоко ценит тебя, — проговорил Коннавар. — Говорит, что не знает никого лучше тебя.
— Он всегда любил преувеличивать.
— И еще рассказал, как вы победили благодаря тебе.
— Это была не битва, Коннавар. Мелкая стычка. — Маккус завернулся поплотнее в плащ и надел капюшон.
— Почему ты не хочешь быть князем?
Маккус знал, что юноша задаст этот вопрос, но по-прежнему не имел на него ответа.
— Я думал об этом. Может быть, лет десять назад я и стал бы бороться за это. Не знаю, Коннавар. Это правда. Лейа всегда говорила мне, что я очень тихий и не люблю общества людей. Это неправда. Просто я предпочитал ее общество. А ты? Почему ты хочешь быть князем?
— Я видел наступление зла. И хочу сразиться с ним.
— Значит, ты ведом судьбой. Наверное, это ответ на твой вопрос. Меня никто и ничто не ведет. Я мечтаю уехать в горы и вернуться в старую хижину, где некогда жил с женой.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что ты выберешь другого первого советника.
— Я не буду искать нового, — рассмеялся Коннавар, — мне очень нужен ты.
Маккус весьма удивился словам юноши, но они согрели его 'сердце. Он даже и не догадывался, как приятно быть нужным.
— А как же Руатайн?
— В некоторых вещах мы с ним слишком похожи. Оба чересчур импульсивны. Нет, только не он. Ты согласен остаться?
— Не знаю, надо подумать… Летом мне исполнится пятьдесят. И старые кости уже болят.
Коннавар подкинул дров в огонь.
— Ты был добр к старому правителю Змеиного. Арна очень боится состариться.
Маккус понимающе кивнул.
— Он был прекрасным воином и, как и все молодые, не верил, что это когда-нибудь изменится. Старшие казались нам сделанными из другого теста. В некотором роде мы подозревали, что они старятся по своей воле. Мы были молоды и сильны и очень глупы. Перед нами расстилалась вся жизнь. Часто мы сидели у костра, ворча на стариков, которые правят нами. Говорили, что они устали и им не хватает решимости. И обсуждали, что будем делать, когда придет наше время. — Маккус рассмеялся. — А теперь я смотрю на молодежь, сидящую у костров, и знаю, о чем они говорят. Что до Арны, то все могло быть иначе, будь у него дети.
— А у тебя есть дети?
— Нет. У Лейи было три выкидыша.
— Ты рассказал о том, каково быть юным, друг мой, а каково быть старым?
Маккус задумался, а потом усмехнулся.
— Два дня назад лошадь лягнула тебя в голень. Остался ли синяк?
— Уже прошел.
— Если бы лошадь лягнула меня, я ходил бы с синяком недели две. Когда сыро, у меня ноет плечо и рука плохо двигается. Зимой ветер продувает насквозь, и я ношу две рубашки. Короче говоря, я стал медленнее и слабее, чем раньше. Самое ужасное — это сознание собственной слабости. Оно лишает уверенности в себе. Да, я был добр к Арне. Если бы встретился с тем воином сегодня, он изрубил бы меня на кусочки за пару минут. Это тяжело признать, потому что я был Первым Воином, как и Руатайн.
— А теперь ты первый советник.
— Да, и рад этому.
Слева донесся странный звук. Маккус резко повернулся. Плечо снова пронзила боль. Вниз по холму шел черный медведь.
Он остановился и глянул в их сторону. Конн моментально поднялся и выхватил меч. Потом медленно отошел от огня на десять шагов. Маккус обнажил свой меч и встал рядом с юношей. Медведь посмотрел на них, а потом заковылял по своим делам. Первый советник бросил взгляд на Коннавара. Тот был бледен, но не двинулся с места.
— Хорошо, что он не был голоден, — заметил старый воин, — а то решил бы пообедать нами.
— Это была бы последняя ошибка в его жизни.
Таэ жилось не слишком хорошо в крепости в Старых Дубах. Конна почти не было дома, он беседовал с вождями кланов, мелкими князьями, которые и должны были собраться на совет после отставки Длинного Князя. Это была древняя традиция — главы кланов выбирали нового правителя. Так повелось четыреста лет назад, когда свергли последнего короля, Галлса Жестокого. Конн был абсолютно не уверен, что его все поддержат, а потому старался убедить сомневающихся. Таэ было очень тоскливо, когда он уезжал по делам, хотя она проводила такие дни в седле, разъезжая по узким тропам Друагских гор. Земля отличалась удивительной красотой, и девушка с неизбывной радостью любовалась острыми горными вершинами, крутыми скальниками и прозрачными озерами, но она была молода и только что вышла замуж. Девушка отчаянно тосковала по супругу, больше, чем он по ней.
Таэ не сомневалась в его любви, но он был одержим великой идеей настолько, что это ее пугало. А еще ей было неуютно там, где ее мать пережила величайшее душевное потрясение в своей жизни. У Таэ оставалось много счастливых воспоминаний о Старых Дубах — как они с отцом катались верхом, как она играла с детьми за стенами крепости, но последнее, что ей запомнилось — как мать кричала от боли и гнева, выбегая из Длинного Зала, а по лицу ее катились слезы. Таэ, как и Лизона, не смогла простить Длинного Князя за измену и ей было тяжело видеть его.
