Я слышу голос в своей голове. Омин обращается ко мне:
«Следуй своим путем».
Это все, что я успеваю услышать, пока видение не пропадает и я снова не вижу перед собою грязный пол трапезной.
Джендер стоит рядом, глядя на меня с беспокойством.
– Со мной все в порядке, – говорю я. – Правда, я в порядке. – Он изображает рвоту. – Нет, нет, – успокаиваю я его. – Я просто устал. И замечтался. – По-моему, он не очень-то мне поверил, но тут уж ничего не поделаешь.
«Следуй своим путем», – сказал Омин. Значит ли это, что я на правильном пути? Что мне в самом деле необходимо находиться именно здесь? То же самое сказала мне во сне моя мать – поэтому я и явилась сюда.
На то, чтобы отмыть пол трапезной дочиста, у нас с Джендером уходит все утро и много ведер воды, которую мы с помощью насоса набираем из кухонного колодца, но все проходит без происшествий. Я все никак не могу перестать думать о том, что я видела. Кого я видела. Но об этом можно подумать и потом. Мне необходимо разыскать Кэледона.
Когда мы наконец домываем пол, я любуюсь нашей работой. Он не такой изумительно красивый, как в моем видении, и мы не смогли вымыть его весь, поскольку нам мешали столы, но по сравнению с тем, как он выглядел во время завтрака, он полностью преобразился.
* * *
Нас с Джендером опять отправляют на кухню в помощь поварам. Пока мы работаем, в кухню заглядывает какой-то тюремщик.
– Ренольд, нельзя ли мне сегодня разнести им ужин пораньше? Ребята собираются играть в карты, и я надеялся, что смогу тоже…
Старший повар хмурится.
– Я могу разнести еду заключенным, – предлагаю я. – Тогда вам не придется спешить со стряпней, а он сможет поиграть в карты, как и хотел.
Возможно, у меня получится отыскать Кэледона.
Повар пару секунд думает, потом говорит:
– Почему бы и нет? – И запихивает выбившиеся волосы под колпак.
Тюремщик хлопает ручищей по двери, расплывшись в улыбке.
– Отлично. Это проще простого. Надо всего-навсего обойти восточное крыло и башню. Времени на это уйдет всего ничего.
Вскоре я уже толкаю высокую, имеющую несколько уровней тележку с подносами с едой по сырым коридорам. Добираться сюда из кухни пришлось долго, так что поначалу я опасалась, как бы еда не остыла, но мне сказали, что свежая еда предназначена только для персонала тюрьмы, а арестанты получают гороховый суп, который уже несколько дней варился на медленном огне, и вчерашние сухари.
Теперь я также знаю, что разглядеть каждого из заключенных почти невозможно. Это не только выглядело бы подозрительно, но и заняло бы слишком много времени. А я должна развезти еду заключенным, сидящим на первом этаже, вернуться на кухню, опять загрузить тележку, доставить еду в камеры на втором этаже и так далее. Если я буду пялиться на каждого из арестантов, то мне придется возиться всю ночь. Так что надо просто просунуть поднос в окошко в двери и идти дальше.
Однако я все равно на мгновение заглядываю внутрь. Большинство арестантов можно исключить сразу – они либо старше, либо крупнее, либо лысые, а в одном случае арестант оказался на редкость волосатым. Но в паре камер заключенные молоды, как Кэледон, и у них похожее телосложение. Может, один из них – он? Может быть, мне удастся устроить дело так, чтобы завтрак для них тоже развозила я? Если эта работа достанется мне, то я смогу отыскать Кэледона, и на это мне понадобятся всего несколько дней.
И тут мне в голову приходит ужасная мысль: после моего приезда сюда я ни разу не видела того монтрисианского шпиона. А что, если Кэледон уже убит?
Закончив с первым этажом, я возвращаюсь на кухню, чтобы опять загрузить тележку. Господин Ренольд, похоже, удивлен.
– Так быстро? А ты уверен, что развез все? – спрашивает он. И, перестав шинковать овощи, заглядывает на нижнюю полку тележки.
Я пожимаю плечами. Я думала, что двигаюсь слишком медленно – но выходит, мне незачем было торопиться. Вот и хорошо, стало быть, я могу не спешить и рассматривать заключенных. Интересно, почему же у тюремщика уходит столько времени на развозку еды?
– Осторожно, пацан, не то мы заставим тебя делать это каждый день, – говорит господин Ренольд и подмигивает мне.
Откуда ему знать, что я была бы совсем не против? Но нельзя показывать свое нетерпение, и я просто отвечаю:
– Да, сударь.
Загрузив тележку, я вывожу ее за дверь. И в спешке задеваю за что-то на полу и едва не опрокидываю ее. Господин Ренольд качает головой.
– Поосторожнее, пацан! – Но его это явно только позабавило.
На верхние этажи можно добраться по пандусу. До того, как Дирсия стала тюрьмой, она была укрепленным замком, и по пандусам наверх вкатывали катапульты. Правда, они немного крутоваты, и мне приходится подниматься медленно, чтобы миски с этими помоями не съехали вниз и баланда не вылилась на мои ноги.
На полу первой камеры сидит арестант с длинными прямыми бесцветными волосами, раскачиваясь вперед-назад и что-то бормоча. Это не Кэледон. Он смотрит на дверь, когда я просовываю в оконце поднос, затем опять начинает раскачиваться. Человек во второй камере тоже не Кэледон – это старик, спящий на узком топчане. В третьей и четвертой камерах тоже сидят чужаки.
Когда я заглядываю в пятую камеру, у меня появляется проблеск надежды. Поставив поднос на выступ оконца, я вижу спутанную темно-русую шевелюру, похожую на волосы Кэледона. Он это или нет?
Я пытаюсь разглядеть заключенного получше, но он куда-то подевался.
На топчане его нет. Я пытаюсь заглянуть в углы камеры, подумав, что он, возможно, прячется, чтобы избежать нападения. Ведь ему невдомек, что я пришла, чтобы помочь ему. Я смотрю вправо.
На меня глядят огромные выпученные глаза. Я вскрикиваю и отшатываюсь назад. Из камеры слышится безумное бормотание. Я стою с бешено колотящимся сердцем, затем решаю заглянуть внутрь еще раз. Не может быть, чтобы это был Кэл… или все-таки может?
Передо мной мелькает лицо арестанта, затем исчезает. Я заставляю себя не отводить взгляд от этого несчастного, пока мне не станет ясно, Кэледон это или нет. Если это он, то его состояние здорово осложняет дело.
Он бросает поднос в стену. Это всего лишь мальчик. Он сел на пол и стал раскачиваться взад и вперед. Поднос лежит у противоположной стены. Теперь мальчик не смотрит на меня. На вид он совсем еще ребенок, может быть, ему лет тринадцать, может, пятнадцать, если он мелок для своего возраста.
Он видит, что я смотрю на него, и испускает пронзительный вопль. Я отскакиваю назад и поспешно качу тележку дальше. Хотя я разочарована тем, что не смогла найти Кэледона, для меня стало облегчением, когда я поняла, что тот безумный парнишка – это не он.
Вернувшись на кухню, я застаю там только поваренка. Он ставит на тележку два подноса.
