Бинтование лишило женщин некоторых популярных до того удовольствий: они практически перестали танцевать. Начиная с все той же эпохи Сун прославленные китайские красавицы и куртизанки были способными певицами и музыкантшами, но все реже встречаются в письменных источниках упоминания о знаменитых танцовщицах.
В каждой стране движение за свободу и равноправие женщин имеет свои национальные особенности. В Китае в конце правления династия Цин и первые годы после создания Республики (в 1911) году развернулось движение против бинтования ног. Кстати, правившие Китаем в 1644–1911 годах под именем династии Цин маньчжуры своих девочек не бинтовали, оставив этот удел китаянкам, так что последних легко можно было отличить по ногам. Но отказ от бинтования произошел далеко не сразу. Традиция эта еще долго жила в сельской местности – только там сегодня можно встретить женщин с «золотыми лотосами», им должно быть за 90.
Женщина с забинтованными ногами
Столетняя Чжао Цзиин вышла замуж в 17 лет, она матриарх семьи в 60 человек, пять поколений которой живут под одной крышей. Муж умер более 50 лет назад, но она так и не вышла замуж повторно. Рассказывая о своих забинтованных ногах, она не может сдержать эмоций: «Не имело значения, красива девушка или уродлива, если у нее были забинтованы ноги. Забинтованные ноги были важнее всего – личность или таланты не учитывались. Женщина с большими ногами оставалась без мужа, так что мы все прошли через эту пытку». Мать Чжао Цзиин умерла, когда та была маленькой девочкой, а потому она бинтовала ноги сама: «Это было ужасно, я могу три дня и три ночи рассказывать, как я страдала. Кости были сломаны, мякоть вокруг них гнила. Но даже тогда я клала сверху кирпич – для надежности, чтобы ступни точно были маленькими. Год я не ходила…» У ее дочери тоже забинтованные ноги.
Но не только «золотыми лотосами» определялась женская красота. Создание с хрупким сложением, тонкими длинными пальцами и мягкими ладошками, нежной кожей и бледным лицом с высоким лбом, маленькими ушами, тонкими бровями и маленьким округлым ротиком – вот портрет классической китайской красавицы. Дамы из хороших семей сбривали часть волос на лбу, чтобы удлинить овал лица, и добивались идеального очертания губ, накладывая помаду кружком. Не отсюда ли, кстати, пошли так популярные в первой половине XX века «губки бантиком»?
Волосы с помощью шпилек и заколок укладывались в сложную волнистую прическу, которую ценители уподобляли благородным цветам или «дракону, резвящемуся в облаках» (высший комплимент!). Верхом парикмахерского искусства считалось умение соединить в прическе элементы так, чтобы присутствие «дракона», скрытого «облаками», только угадывалось. Чтобы выглядеть изысканными, женщины из высшего общества покрывали лицо рисовой пудрой, а щеки – румянами, красили губы помадой цвета «спелой вишни».
В ходу были и украшения, успешно пережившие века, многими мы до сих пор с успехом пользуемся: серьги, декоративные шпильки и гребенки, кольца и браслеты. Китайские красавицы пользовались цветочной водой и ароматным мылом и, подолгу сидя возле курильниц, пропитывали одежду запахом дорогих благовоний.
Этикет предписывал, чтобы лицо женщины всегда было бесстрастным, а движения – сдержанными и плавными. Смеяться на людях, обнажая зубы, было признаком крайне дурного воспитания. Отголоски этого и сегодня заметны – китайские девушки часто прикрывают рот ладонью, когда смеются.
Китайцы – великие философы, уверенные в том, что между телом и душой существует глубокая связь. По-настоящему красивая женщина – не только привлекательная обладательница «золотых лотосов»: она разбирается в живописи и поэзии и всегда может поддержать разговор. Важным достоинством женщины полагалось очарование – магическая сила красоты, скрытая под оболочкой покорности.
А что же невидимая и почти неуловимая аура, которую мы часто называем обаянием? И на этот счет у китайцев имеется свое мнение. Секрет женского обаяния, как утверждает писатель Ли Юй, в том, чтобы «сделать старое молодым, уродливое – прекрасным, привычное – изумительным». Умение каждой женщины быть очаровательной и обаятельной «исходит от Неба», постигается интуитивно и не передается по наследству. Эта неуловимо тонкая материя не исчезает с годами, она не подвластна старению, а значит, обаятельная женщина всегда красива.
В «Книге женских прелестей», которую написал в XVII веке Вэй Юн, дается такое поэтичное определение женской красоты, не меркнущей с годами: «Настоящая красавица в каждом возрасте имеет свои прелести. В юности, когда ей лет пятнадцать или шестнадцать, она подобна гибкой иве, благоухающему цветку или весеннему дождю: телом чиста и непорочна, личиком гладка и нежна. В цветущем возрасте она подобна солнцу, сияющему в небесах, и луне, проливающей с высоты свой бледный свет, и нет в ней изъяна, как в свежем цветке персика или пышном пионе, а потому неизменно возбуждает она сильные чувства. Когда же наступает старость, и любовное чувство в ней ослабевает, к ней приходит мудрость и покой души. В такие годы она подобна выдержанному вину, или мандариновому плоду, тронутому ранним инеем, или же многоопытному полководцу, постигшему все тайны военного искусства»
[10].
Помните, как вопрошал поэт: «Что есть красота и почему ее обожествляют люди? Сосуд она, в котором пустота, или огонь, пылающий в сосуде?»
[11]. Кажется мне, что красота – и то, и другое. Иногда я думаю, что заурядная внешность – тоже в некоторой степени благословение: внешней красоте, увы, суждено погибнуть, а красоте внутренней никогда. Почему же все равно так хочется иметь большие глаза, ровный нос и прочие банальные атрибуты красоты внешней? И когда они приходят, обещанные Вэй Юном «мудрость и покой души»? Или, может быть, нужно относиться к этому проще? Ведь представления об идеале у разных народов, бывает, значительно отличаются друг от друга, а вот представления о красоте внутренней очень близки.
Неудивительно, что в разных регионах такой многонациональной страны, как Китай, и представления о красоте весьма различны. Когда в XVII веке маньчжуры завоевали Поднебесную и основали последнюю императорскую династию Цин, то были поражены красотой ханьских (то есть собственно китайских) женщин и два последующих века брали в жены и наложницы именно их. Лишь во второй половине XIX века одна маньчжурка смогла поразить императора Сяньфэна своей неканонической красотой: овальное лицо, высокий рост и громкий голос наложницы Цы Си (что означает «Милосердие и благополучие») резко контрастировали с прелестями других обитательниц гарема. Совершив головокружительный прыжок из рядовых наложниц в императрицы, «Маленькая орхидея» (такое имя было дано ей при рождении) долгие годы правила гигантской страной. Роскоши ее двора могли позавидовать самые богатые монархи мира, но роскошь эта дорого обходилась не столько Цы Си, сколько народу: например, деньги, собранные со всей страны на создание современного флота, Цы Си потратила на строительство Летнего дворца недалеко от Пекина. Очень красивого дворца, кстати сказать, где есть напоминание о так и не появившемся флоте: стоящая у берега рукотворного озера Мраморная лодка, на которой Цы Си любила обедать в жаркие летние дни – легкий бриз и все такое.
