— Из тех, кому ввели вакцину, сколько человек не показали признаков инфекции? — спрашивает Рамола.
— На этом этаже под наблюдением находятся около пятидесяти пациентов, включая Натали.
— Да, но кого-нибудь из имевших контакт с вирусом уже выписали, убедившись, что вакцина предотвратила заболевание?
— Хотелось бы, чтобы таких было больше.
— Вы можете назвать число?
— Двоих, — признается доктор Аволези и делает резкий выдох. — Двоих. Оба имели укусы нижних конечностей. Путь вируса был самым долгим, и вакцину им вкололи через полчаса после экспозиции.
Рамола на ватных ногах вплывает в палату. Слова доктора Аволеси и выводы из них крутятся в голове, как туманный белый шум. Рамола растерянно смотрит на рацию в своих руках. После услышанного больше всего ей хочется выключить ее и растоптать.
— А вот и Мола, легка на помине, — произносит Натали. — Скажи «привет», Мола.
— Привет! — машет рукой слегка смущенная Рамола.
Она не знает, с кем здоровается, и уже забыла, зачем Натали просила передать ей телефон, в уме лишь отложилось, что подруга просила его не только для разговора с родителями.
Натали сняла маску (вялым лоскутом она валяется на подносе) и держит телефон не около уха, а перед лицом. «Здорово, правда? Мы потом еще поговорим. Не буду обещать, но обещаю. Эй, я тебя люблю. Никогда не забывай». Ткнув пальцем в экран, Натали кладет телефон на кровать.
— Тебе выдали новую игрушку?
— Что? Ах, да. — Рамола прячет рацию, словно ей стыдно держать ее в руках. — С кем это ты беседовала?
— Я же говорила — записываю сообщения для своего ребенка. На случай если не выкарабкаюсь. Вот, сказала вслух, и сразу полегчало. Чудно́, правда? Конечно, чудно́, но мне так не кажется.
— Перестань такое говорить. Ты победишь этот…
— Мола, твоя коричневая кожа сейчас бледнее моей. Я полагаю, доктор Аволеси принесла не самые лучшие новости. Послушай, пока я еще могу, отправлю тебе по почте свое имя пользователя и пароль для входа в программу. Вай-фай здесь пока работает.
— Хорошо, но тебе не обязательно…
— Это для меня охеренно важно, ясно? Извини, я не на тебя ругаюсь. Я ругаюсь на… — Натали вскидывает вверх обе руки, — все на свете. Ой! — Она осторожно опускает левую руку на кровать. — Короче, если я сдохну, а весь долбаный мир нет, хотя туда ему и дорога… да, это я тоже говорю вслух… если меня не станет… черт, почему только меня? Ну, или всех не станет… кроме тебя, если хочешь, тебя я не хочу тащить за собой, только всех остальных…
— Натали…
— …сделай так, чтобы мой ребенок услышал эти записи. И мое почти предсмертное желание — пожалуйста, называй меня Нат. Когда ты зовешь меня Натали, звучит так официально. — Она передразнивает акцент Рамолы — «офэциально».
— Мы еще поборемся, и остальной мир тоже не погибнет. Мы тут с доктором Аволеси как раз говорили, что вирус… подавляемый.
— Подавляемый?
— Ведь такое слово существует?
— Вроде бы.
— Ну, ночь всегда темнее перед рассветом.
— О, господи, какая жопа! — Натали улыбается, почти смеется.
Прежнее помутнение личности сделало разворот на сто восемьдесят градусов в сторону обычного буйного характера Натали. У нее такая манера противостоять страху? Или ее гиперактивность — симптом инфекции?
— Натали!
— Не-а.
— Моя дорогая Нат. Так лучше?
— Куда как. Эй, ты читала список побочных эффектов вакцины? — Натали машет справочным листком. — Боль, волдыри, покраснения в месте инъекции — есть. Головные боли — есть. Тошнота, ломота в мышцах, боли внизу живота, головокружение, повышенная температура. Чего еще ожидать? Э-э… разве все это не симптомы инфекции?
— Побочные эффекты наступают исключительно редко.
Натали еще раз пробегает глазами страницу и указывает в самый низ.
— Здесь сказано просто «редко». Про «исключительно» нигде ни слова.
Она швыряет листок в сторону обитого плюшем кресла для посетителей и, пока он еще витает в воздухе, просит:
— Принеси воды, а? Из-под крана сойдет.
Рамола идет в санузел, бросает отчаянный взгляд на себя в зеркало, набирает воды в синий пластмассовый стаканчик. Несет его Натали, роняя через край капли.
— Извини, не надо было наливать до краев.
— Ничего. Следи за мной. — Она держит стаканчик в вытянутой руке. Нацеливает на него сердитый взгляд, словно собирается отчитать. Подносит ко рту, задержав лишь в паре сантиметров от губ. Поднимает стаканчик к носу и, наклонив голову, искоса смотрит на воду. Наконец два раза отхлебывает чуть-чуть, потом выдувает стакан большими, жадными глотками, проливая воду на грудь. — Ой!
— Что ты делаешь? Мне пора встревожиться? — Рамола против воли смеется.
Натали вытирает шею и подбородок краем больничной простыни:
— Проверка на… как ее?.. гидрофобию. На прошлой неделе о ней читала. Люди, заразившиеся бешенством, шарахаются от воды. Близко подойти не могут, не то чтобы пить.
— Если не принимать во внимание твои манеры, то гидрофобией ты, похоже, не страдаешь.
— Вкус и запах, как у обычной воды из больничного крана, то есть не ахти, — как будто в ней замачивали медные монеты. Рубашка намокла, что не очень приятно, но в остальном — никакой гидрофобии.
— Давай мы тебя переоденем в сухую.
— А не лучше ли сразу надеть больничную сорочку? Они же скоро начнут меня готовить к кесареву, верно? — Оба вопроса Натали выдает на одном дыхании. Она не дает Рамоле возможности ответить. — Погоди, надо сначала отлить. — Натали выбирается из койки и отправляется в санузел.
Оставшись одна во внезапно опустевшей палате, Рамола обеими руками трет лицо. Чтобы не открывать шторы, не пялиться из окна и не повторять про себя «что делать?», она принимается искать больничную одежду. Вполголоса бормочет инструкции и наблюдения — лишь бы не чувствовать свою неприкаянность. Иногда свежие сорочки оставляют на крышке корзины с грязным постельным бельем, но там их нет. Рамола открывает створчатые дверцы высокого, узкого встроенного шкафа напротив задника кровати. За исключением маленькой стопки наволочек полки пусты.
В дверь дважды громко стучит медсестра, объявляет, что принесла вакцину для доктора Шерман. Хотя лицо почти полностью скрыто респиратором, на вид сестре не больше двадцати пяти. Рамола недавно заметила, насколько помолодел персонал в ее клинике или точнее — насколько прибавила в возрасте она сама. Рамола спрашивает, где взять больничный халат для Натали. Медсестра Партингтон обещает спросить у дежурной сестры, ее пост — на полпути к лифтам.
Рамола присаживается на край кровати, снимает куртку и закатывает рукав. Не делая попыток заговорить зубы или отвлечь, медсестра Партингтон просит расслабить руку и робко делает укол. Пока сестра готовится ее перевязать, Рамола прижимает к ранке на плече квадратик марли. Ей хочется спросить, что происходит в других отделениях больницы, каков моральный дух персонала. Чего доброго, вопрос окончательно надломит натянутую как струна, переутомленную молодую медсестру. Или, услышав ответ, сломается сама Рамола.
