— В чем дело, Док? — спрашивает он.
Парень с ухмылкой смотрит на приятеля в ожидании реакции или одобрения. Высокий поглядывает то на машину, то на Рамолу.
Не обращая внимания на знаменитую фразу кролика Багза Банни, Рамола, не дожидаясь, когда парни опять затараторят, и пользуясь авторитетом врачебной профессии, говорит:
— Надеюсь, вы не собираетесь нападать на водителя? Ему, возможно, требуется помощь. Как и мне с моей подругой…
— А-а, хорошо, доктор Кто. Слушайте, этот водитель минут эдак десять пытался нас догнать и задавить.
— Гнался за нами целую милю, вилял туда-сюда по дороге и все такое, преследовал по тротуару. Даже через дворы за нами ломился.
— Водитель точно зомбак.
— Зомби уже ничем не поможешь, Док.
— Зомби за рулем автомобиля. Вы представляете?
— Ага, все ясно. Это наше время глючит.
— Круто.
— Водитель, вполне вероятно, заражен, но он не зомби, — говорит Рамола.
Она проходит между подростками и, когда приближается к седану, один из них бормочет:
— Какая разница.
Рамола приседает, заглядывает в окно. Водитель — пожилой белый мужчина с редеющими непокорными клочьями седых волос. На губах пузырится пена. Он раскачивается на сиденье, мотает головой, протирает глаза костяшками пальцев. Движения дерганые, как на кинопленке с пропущенными кадрами. Завидев Рамолу, он шлепает обеими ладонями по стеклу.
Высокий подросток замечает: «Похоже, увидел нас».
— На всякий случай постучи посохом по стеклу, а то вдруг не заметил.
— Отвали.
Рамола в неуверенности отходит от автомобиля. Из фургона она вылезала, воображая, что сможет экспроприировать поврежденный, но не полностью разбитый седан и отвезти Натали и раненого (предположительно не инфицированного) водителя в клинику, до которой осталось примерно две мили. Да только как вытащить больного водителя из машины без вреда для всех остальных, в том числе для него самого? Допустить, чтобы подростки поколотили его, никак нельзя. Трудно сказать, что ими движет: азартное предвкушение насилия или попросту неспособность разобраться в ситуации. Вероятно, и то, и другое, ибо невежество зачастую разжигает насилие. Раз уж придется идти пешком, может, старика лучше запереть в машине? И шины порезать, чтобы он за ними не погнался. Пожалуй, сначала стоит проверить, дозвонилась ли Натали до 911 или доктора Аволеси.
Рамола наскоро объясняет, что ее подруга Натали беременна, ребенок должен родиться буквально через несколько дней, ее следует как можно быстрее доставить в клинику Эймса. Рамола намеренно не упоминает, что ее подруга, вероятно, заражена вирусом. Она никогда не умела врать и что-либо скрывать. Пока Рамола размышляет, хватит ли борцам с зомби ума вывести ее на чистую воду, низкорослый поглядывает на нее, чуть склонив голову набок, как будто читает между строк. Тот факт, что он не верит Рамоле, лишь внушает ей больше доверия к парню.
Высокий отвечает:
— В клинике я никогда не был, но Пять Углов хорошо знаю.
— Нам нужна машина, — говорит Рамола. — Вы местные?
Высокий качает головой.
— Наша квартира — в Броктоне. За то время, которое потребуется, чтобы доехать на велосипедах обратно и попросить машину у знакомых, если ее еще дадут, вы успеете дойти до клиники пешком.
Парни выглядят слишком молодо, чтобы иметь собственную квартиру, однако Рамола прогоняет не вовремя возникшую мысль.
— Вы кого-нибудь знаете в Эймсе, кому можно позвонить и попросить нас подвезти? За нами, вероятно, пришлют другую машину «Скорой помощи», но я не хотела бы сидеть здесь и ждать.
Короткий ухмыляется.
— Не-е, вряд ли. Из тех, кого мы здесь знаем, никто не станет помогать. Я так думаю.
— Ага, нас не очень любят в этих местах.
Подозрительные ответы заставляют Рамолу приостановить борьбу за то, чтобы доставить Натали в клинику, и по-новому оценить опасность пребывания одной в компании двух вооруженных и, возможно, неуравновешенных юнцов.
Дверь седана открывается. Помятый металл скрипит и щелкает.
— Початочек!
[15] — выкрикивает старик, с трудом выбираясь из машины и вставая на ноги.
На нем широкие брюки и бежевая мужская сорочка, застегнутая как попало, не на все пуговицы.
— Початочек! Середочка!
Старик моргает, словно глаза запорошило песком. На губах мелькает улыбка — вылитый добренький дедушка. Внезапно челюсть отвисает, обнажая скрытый под маской лик безумца.
Подростки хохочут, выкрикивают «ага!», «начали!»
Старик движется медленно и все-таки приближается. Он волочит правую ногу и с каждым судорожным шагом хватается за бедро.
Высокий говорит:
— Стоп-стоп-стоп! — зажимает посох под мышкой, палка почти на всю длину торчит сзади. Мальчишка снимает с шеи бутылку с водой из жесткого пластика — такими любят пользоваться спортсмены и туристы.
— Давай проверим!
— Не-а, не надо маяться херней.
— Ты глянь на него. Он еле ползет.
Парень отвинчивает пробку, делает шаг навстречу старику.
Короткий отступает на пару шагов, жесткий взгляд смягчается.
— Эй, дед! Попей водички. Вода — это благо.
Короткий несколько вымученно хохочет. Он явно нервничает и напуган, но не желает подавать виду, и (одно не исключает другое) вот-вот потеряет самообладание.
— Початочек! Середочка! Последышек! — Голос старика колеблется, скрипит, точно гравий под ногами.
Подросток сует ему под нос бутылку, как охотник на вампиров — крест. Вода выплескивается из горлышка на дорожное покрытие.
У старика дергается рука. Тело корчится от конвульсий. Он давится кашлем.
Высокий говорит:
— О, черт, в самом деле действует! Смотри, как его корежит! Заклинаю тебя властью Христа! — Он хохочет, делает выпад и брызгает на старика водой из бутылки.
Старик отшатывается, натыкается на свой автомобиль, тут же отталкивается от него и бросается вперед. Взмахнув кулаком, он выбивает бутылку из рук подростка.
Мальчишка в панике машет руками, как мельница крыльями, отскакивает назад. Посох со стуком падает на мостовую. Ноги пацана заплетаются, он валится на асфальт. Велосипедный шлем слетает и катится мимо Рамолы. Она спешит на помощь.
— Последышек! Последышек! — гугнит старик первобытным горловым голосом — звук устало и неотвратимо трущихся друг о друга тектонических плит.
