Она упирается левой ладонью в середину живота Натали, надавливает. Ребенок реагирует на внезапный нажим.
— Порядок, — произносит Рамола, на этот раз не для Натали, и неуверенно приставляет острие страшного ножа к коже в точке планируемого разреза. Когда Рамола начинает вести лезвие вправо, раздается сдавленный тихий стон, который можно принять за вой ветра за окном, стон перерастает в неровный крик, туловище Натали дергается в конвульсиях.
Рамола убирает нож, отшатывается назад, налетев поясницей на край задней спинки кровати.
— Прости меня! — кричит она и швыряет нож в стену. Он отлетает от стены и со стуком падает на деревянный пол.
— Пожалуйста, не заставляй меня это делать.
Рамола расхаживает у задней части кровати.
«Готова ли ты всегда быть со мною? Отныне и навсегда».
Рамола взбирается обратно на кровать. Одна ладонь на животе Натали, во второй — охотничий нож. Дыхание Натали почти неуловимо.
Рамола заканчивает начатый разрез. Прежние крики и стоны Натали звенят у нее в ушах, как если бы звучали прямо сейчас.
Освещение в комнате никудышнее. Матовый плафон под потолком, дополнительная лампа и «фонарик» на телефоне не дают достаточно света. Слишком много крови. Рамола меняет ножи. Меняет еще раз, и еще, и еще.
Воображаемая лекционная доска пуста. Пустота ширится, превращается в бесконечную белую бездну, в которой не грех и потонуть.
Показалась толстая фиброзная мышца матки. За колебаниями груди Натали невозможно уследить из-за шатания матраса. Может, она уже перестала дышать, в то время как ее стоны и крики все еще звенят в голове Рамолы??
Сколько времени Натали уже мертва? Как давно покинула этот мир? Сколько минут пробежало на четырехминутных часах?
Рамола работает так быстро, как может. Ножи сопротивляются использованию не по назначению. Пальцы дрожат, скрючиваются от судорог.
Сделан последний разрез.
Ножи больше не нужны.
Рамола достает ребенка.
Ребенок — девочка. Кожа серая, как у призрака.
Рамола и ребенок не дышат.
Девочка плачет.
Постлюдия
Без забот и без печали
[33]Это не сказка. И уж тем более не такая, где все подчищено, причесано или диснеефицировано, бескровная во всех смыслах слова, населенная чудовищами — что животными, что людьми — с подстриженными когтями и удаленными клыками, в которой детей не трогают или всегда спасают, а жестокая истина жестокой жизни если не потеряна полностью, то затушевана, причем преднамеренно.
Нет, это не сказка. Это — кантата.
Подъем уровня мирового океана вступил в сговор с необычайно высокой приливной волной и бурей, бушующей в Англии и Шотландии. Река Тайн вышла из берегов и затопила набережную Ньюкасла. Больше всего пострадало низовье между мостами Тайн-бридж и Миллениум-бридж, паводок поднял уровень воды на полтора метра. Дороги размыло. Десятки компаний закрылись, из домов пришлось эвакуировать сотни людей. Во время ливневого паводка утонули четыре водителя и человек, делавший пробежку. Вода две недели держалась на самом высоком уровне за всю историю города.
Хотя наводнение вызвало хаос и в родном городе Лили Саут-Шилдс, она с очаровательной непосредственностью, свойственной только десятилетним детям, возмущена исключительно тем, что школьная поездка в замок Ньюкасла была отложена на два месяца. Вообще-то замок Ньюкасла даже с натяжкой не заслуживает звания самого любимого. Для замка или форта он не такой уж большой, Адрианов вал и римский форт Арбея (и тот, и другой находятся в Саут-Шилдсе) куда внушительнее и способны вызывать благоговейный трепет.
Лили привлекает обитающее в замке существо, которое она хочет показать своему сопливому приятелю Роберту. Тот не верит, что оно взаправдашнее.
Бедняжка миссис Брель и не успевающая за всеми уследить провожатая миссис Бадден (хлопотливая мама Гэри, называющая сына Гэрибенком) по горло заняты классом. Как и скучный гид, одетый римским, англо-саксонским или норманнским солдатом, — кем именно, Лили так и не поняла. Девочка не слушала, когда тот представлялся, и честно говоря, срывающийся голос и прыщи на лбу, плохо вяжущиеся с обликом бравого воина, действуют ей на нервы.
Лэйрд и Джон носятся по залам, играя в салочки на двоих. Джулия плюет вниз через край ограждения на крыше. Лидия бросает комки бумажных салфеток в неработающий доисторический туалет. Энди дергает приятелей за уши и под бубнеж гида щиплет за щиколотки и икры детей, поднимающихся по лестнице. Камиль хлопает соседку по плечу и светит жертве фонариком прямо в глаза. Даже Гэрибенок при деле — снова и снова просит гида рассказать о призраке по имени Чонси.
Обычно дети не безобразничают таким образом. Откровенно говоря, они, не умея выразить это словами, реагируют таким образом на тлетворные флюиды охватившей город тревоги. Дети почуяли их, как только вышли из вагона поезда — гнет и утомительность наводнения, обреченность и страх того, что худшее еще впереди. Пребывание в замке, этом живом кусочке истории, действительно нагнетает смутный страх будущего; постройка, простоявшая больше тысячи лет, как бы говорит о бренности города и всего сущего. Столкнувшись с этим ощущением, дети ведут себя единственно возможным для них образом — смеются, дурачатся, бунтуют, ибо уверены, что будут жить вечно.
Экскурсия заканчивается в темном подземелье кинофильмом и презентацией, рассчитанной на двадцать минут. Пока учительница и провожатая отвлеклись на стайку хихикающих, устроивших бучу детей, Лили просит Марка сказать, что она, если учительница спросит, пошла в туалет. После чего берет Роберта за руку. Ей доводилось бывать в замке и раньше, к тому же она обладает безошибочным чутьем направления и места, а потому быстро выводит приятеля из подвала за пределы замка. Лили уверенно шагает с таким видом, будто знает, куда идет, что, в принципе, соответствует действительности, поэтому ее никто не останавливает.
Вернувшись на холодный сырой воздух серого дня, Роберт несколько раз просит Лили сказать, что она делает и куда они идут. Прошлой ночью ему снились кошмары: черная речная вода проглотила весь город и вместе с ним самого Роберта.
— Здесь недалеко, — говорит Лили. — Увидишь. Не хнычь.
Они странная пара. Роберт — блондинчик, передвигается опасливо, как мелкий грызун по полю, над которым клекочут голодные ястребы и совы. Мальчишка на целую голову ниже Лили, которая может сойти за тинэйджера. Ее длинные темно-русые волосы заплетены в толстую косу, за которую никто не отваживается дергать. Лили дерется больнее всех.
Через два квартала они сворачивают направо и шагают по узкой улице с тыльной стороны огромного собора Св. Николая.
