Ухохотались все, от смеха едва не обессилев, но ушли допивать, доедать, бедокурить.
В ложнице свечки мерцают, кладут на стены пляшущие тени. По углам бочки с просом и пшеницей — по обряду. На лавке широкой шкуры новые, белой холстинкой прикрыты. В стенных бревнах стрелы понатыканы, на них калачи нанизаны. И тишина… Будто издалека слышны крики гостей, дудки и кутёж свадебный.
Шумской обернулся к Аришке, та стояла смирно, только вот глаза на пол-лица, и на мужа смотрит, будто ждет чего-то.
— Арина, дай хоть обниму… — Шагнул к ней, руками оплёл, тиснул к себе крепко и тогда уж только улыбнулся. — Знал бы, что так долго ждать тебя придется, точно умыкнул. Свёл бы под венец и без всяких там постов и мамок.
Смех рыжей пробрал Шумского до самых глубин — тихий, счастливый и до того ласковый, что хучь рыдай.
— Жаль, не умыкнул, любый. Я бы сама к тебе в руки из окошка прыгнула, — обняла за шею нежными руками. — Я не знала, что так тосковать о тебе стану…
С тех слов Андрей будто полыхнул. Одной рукой держал Аришку, вторая потянулась к бабьей кике, смахнула на пол убор с жемчужной понизью, открыла золотые косы, туго окрутившие* головку любимой. И засмотрелся. Какая кика? Зачем каменья и жемчуг, когда такая вот корона на ней: золотая, теплая, душистая.
— Арина, ты ли? Себе не верю, что моя ты теперь… Со мной, — голос дрогнул, пошел гулять по жилам горячей волной. — Рада ли?
— Зачем спрашиваешь такое? Рада? Слово скудное, всего не говорит, — Аринка глазами потемнела, сверкнула горячим чем-то, дурным. — Что ж медлишь, Андрей? Поцелуя дождусь?
Дождалась того, что Шумского словно с цепи сорвало. Заметался руками по жаркому телу ее, едва летник на ней не располосовал. Поцелуи сыпались, что горох, жгли пьяной страстью. С того безумия оба и не поняли, как на лавке оказались, будто швырнуло туда.
И слова не сказать, да что там, вспомнить бы, как говорить надо! Ласки и не ласки вовсе, а казнь сладкая. Андрей в пылу сжимал рыжую сильно, крепко, следы оставлял на белой гладкой коже. Она сама отвечала едва ли не сильнее.
Лавка-то сдюжила, крепкой оказалась, видать холопы на совесть сработали. О том оба уже смеялись, когда вздохнули и думать смогли снова. Андрей целовал, да стягивал с ножки сапожок, что остался на Аришке одиноко — остальные-то одежки ободрал, да раскидал по полу.
Аринка — одна коса распущена, вторая еле держится — никогда еще не виделась Шумскому такой-то красивой. Горячая, отзывчивая на ласки — погибель сладкая.
— Ариша, как ты бусы-то спрятала? — Андрей ласкал грудь белую, видел подарок свой сердечный, — Как Житяниха проглядела?
— Заболтала я ее, Андрюш, отвлекла, а сама бусы навесила и под летник спрятала. Не могу расстаться с ними, хоть режь, — вздыхала Аринка, радуясь бесстыдно мужниной любви.
— Мне подарок сделаешь, золотая? — спросил, а ответить-то не дал, залепил губы жарким поцелуем.
— Все, что попросишь.
— Сына попрошу.
Арина просияла в ответ на его слова, улыбнулась.
— Подарю, любый. Подарю… — и снова омут сладкий, откуль токмо силы брались…
Уже много погодя, опомнились! Холстинку-то не повесили в окно, а гости, поди, ждали. Шумской ножом себя и порезал чуть выше запястья, обагрил кровью обрядную ткань, да и вывесил за ставенку.
Со двора гул, крики, хохот! Дёмкин голос громче всякого — орал, что надоть еще бочку с бражкой катить ради такого-то дела.
Андрей с Аришкой тех криков и не слышали…
Уж под утро, когда золотая уснула, прижавшись тесно с мужу, Андрей вошел в разум и упёрся взглядом в икону, что в углу висела. Задумался и о бренном, и о высоком. Молвил мысленно благодарность Всевышнему за все скопом: за Арину, за жизнь, за счастье.
Ариша во сне трепыхнулась, положила маленькую ладошку на грудь к Андрею, и он понял сей миг, разумел и принял простое — вот тут она, душа его, горит ясно и ярко под малой ручкой, трепещет и живет для того, чтобы вот эта рыжая невеличка была счастлива с ним вовек, давала жизнь и ему самому, а вслед за сим и сыну, что обещала подарить.
Вот так-то…
От автора:
Свадьба — вариантов обрядов на венчание очень много. Автор выбрал тот, который понравился более всего. В этот день обоз с невестой и ее родными приезжал к воротам дома жениха, а уж оттуда все шли в церковь на венчание.
Куст калины — на Руси свадебным деревом считался калиновый куст. Наши предки играли свадьбы, как правило, осенью, когда был уже собран урожай, а все летние работы, связанные с землей, завершались. К этому времени калина покрывалась гроздьями ярких ягод, которые были способны украсить свадьбу. Автор не уверен, что рприносили огромный куст. Вероятно, небольшой. Потом его сажали в землю. Это один из вариантов.
«Удержать гостей» — Андрей имеет в виду проводы молодых в ложницу. Гости пьяные и веселые не отказывали себе в удовольствии провожать молодых долго и со вкусом. Иные и в ложницу лезли, смотреть, как улягутся. Повинность дружки жениха — не пускать наглецов.
«Крикну вести» — объявить, что молодых пора провожать опочивать.
"…окрутившие косы" — после свадьбы девушка уже не могла плести одну косу. Волосы разделяли на две части и плели две, что означало пару. Косы туго окручивали вокруг головы и прятали под кику. С того и пошло — окрутить, значит, поженить, соединить.
Эпилог
Два месяца спустя после свадьбы Андрея и Арины.
— Зверюка… Змеища с косищей… — Дёмка злился, бубнил себе под нос.
Ехал к Шумским, знал, что в их дому найдутся уши какие нето, чтобы в них печаль свою излить. Тронулся с Буйносовского подворья ранёхонько, с солнышком. Вечор снега пали, так лес-то и укрылся белым, украсился. По легкому морозцу ехать-то ой как весело. Кони парком исходят, щеки покалывает, захочешь, а не соскучишься. А вот боярич в злобе, не до веселья ему, чубатому.
Дёмка — шубейка нараспашку, шапка на макушке — коня пустил бодрой рысью, за ним поспевали пять ратников его десятка. Вдалеке уж показалась главка Савиновской церквушки, а стало быть, братка рядом, а с ним и жёнка его рыжая. Стыдно признаться, но мчал Демьян к Аришке больше, не к Андрюхе. Разговор к ней был…душевный.
Уже второй месяц обретался Дёмка у Саввы Буйносова, за невесту хлестался. Ее и клял сейчас всяко. Ишь, гордая: нос дерёт, ходит павой! Злился, что на него не смотрит. Правда и на других тоже, но разве ж это утешение? Подумаешь, единственная дочка у знатного отца, и что теперича? На кривой козе к ней подваливать? Вот же, докука свалилась!
— Прими, — Дёмка лихо влетел на подворье, сошел с каурого, и бросил поводья холопу.
Сам направился к крыльцу, а навстречу уж и Андрюха поспешал.
