— Вы просто негодяй! — заорал епископ. — Все! С меня хватит! — Он сделал знак стоявшим у выхода стражникам. — Выведите, отсюда этого человека и дайте ему двадцать ударов. Клянусь небом, я хочу увидеть кровь на его спине, когда он вернется в этот зал.
Алтерита Шаддлера взяли под руки и вывели на задний двор. Ему разрешили снять плащ и рубашку, после чего привязали его руки к столбу. Потом к учителю подошел человек с плетью и небольшим кусочком кожи. Наклонившись к уху Алтерита, он прошептал:
— Сожмите это зубами, сир, — Шаддлер закусил кожу. — Мне очень жаль, сир, я постараюсь не причинять вам особой боли. Вы хороший человек.
Алтерит пытался считать удары, но почти сразу сбился. В какой-то момент кляп выпал, и учитель начал кричать. После двадцатого он просто повис на веревках, плача, как ребенок.
Стражник помог ему подняться. Кто-то вытер спину и набросил на плечи рубашку.
— Держитесь, сир, — посоветовал недавний палач. — Нельзя, чтобы воздух попал на раны. Я послал за вином с медом. Сейчас мы приложим смесь к спине, и вам станет легче.
Алтерит вздохнул: ему было стыдно своих криков и слез.
— Я не очень-то смелый человек, — признался он. — И плохо переношу боль.
— Не думайте об этом, сир, и не терзайтесь. Смелость бывает разная. Я бы, например, не смог сказать в лицо епископу то, что сказали вы. Не уничижайтесь.
Вернувшийся второй стражник принес вино и мед. Смесь поначалу щипала, но затем боль действительно ослабла. Первый стражник помог Шаддлеру одеться.
Откуда-то из-за собора донесся стук молотка.
— Что это за шум? — спросил Алтерит.
— Строят эшафот для Мэв Ринг. Ее собираются сжечь. Нам сказали, что казнь назначена на послезавтра и состоится в полдень.
Шаддлер опустил голову, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
— Нам лучше вернуться, сир, — сказал стражник.
— Мне стыдно, — прошептал учитель.
— Вам нечего стыдиться, сир. Многие мужчины плачут, когда их наказывают плетью.
Он покачал головой:
— Вы неверно меня поняли. Мне стыдно оттого, что я варлиец.
Несмотря на боль, Алтерит допросил каждого из оставшихся свидетелей обвинения, уделив особое внимание тому, в каком состоянии пребывало их предприятие до вступления в него Мэв Ринг и после оного. Столкнувшись с уклончивостью, он привел данные, показывающие соотношение уплаченных налогов до и после вмешательства той, кого обвиняли в колдовстве.
Заседание закончилось поздно вечером, и учитель возвращался домой уже в темноте и под свист холодного ветра. Как он и сказал несчастному Гилламу Пирсу, шансов на то, чтобы переубедить данный состав суда, было очень мало. Решение приняли до того, как первый свидетель дал первые показания. И все же Алтерит Шаддлер надеялся, что соображения благопристойности возьмут вверх над жаждой мщения и заурядной корыстью.
Теперь он знал, что надеяться не на что.
Ему противостояло властное зло, сила, одолеть которую было невозможно. Жирный епископ — взяточник и распутник, аббаты — служаки, готовые отдаться любому ветру, лишь бы он принес их к покою, роскоши и богатству. И все же больше всего Алтерита угнетало другое: люди, давшие ложные свидетельские показания. Обычные граждане, руководствовавшиеся только жадностью.
Где, размышлял учитель, найти хотя бы зачатки варлийского благородства духа?
Перед его мысленным взором встало лицо Гиллама Пирса. Да, один хороший человек был.
Алтерит Шаддлер тащился по мрачным, грязным закоулкам. Спина горела огнем, что было в общем-то к лучшему, потому что он вовсе не собирался спать. Слишком много дел.
Утром следующего дня в суде выступит еще один свидетель, а потом защитник должен будет произнести заключительную речь. Алтерит уже знал, о чем скажет, но чувствовал, что ему нужны более убедительные аргументы. Этот суд свое решение вынес, но есть еще Варингас, и там его слова будут услышаны только в том случае, если найдут отклик и в умах, и в душах.
С такими вот думами Алтерит Шаддлер пересек последнюю дорогу перед своим домом.
Едва он сделал это, как из тьмы выступили две фигуры. Один из незнакомцев схватил его за руку, второй ткнул кулаком в лицо. В следующий момент обескураженного и ошеломленного Алтерита уже тащили в какой-то переулок. Он даже видел боковую дверь дома, но свет над ней почему-то не горел.
Учитель узнал обоих — это были рыцари Жертвы. Доспехи они за ненадобностью сняли, но зато надели черные одежды, более подходящие, мелькнуло в голове Шаддлера, для задуманного ими темного дела.
Его бросили к стене. Странно, но когда он прижался к ней, боль в спине ослабла.
Они вытащили кинжалы.
— Тебя предупреждали, — сказал первый. — Ты не внял предупреждениям. Твоя судьба была в твоих руках, и ты выбрал смерть. Сейчас ты заплатишь за все совершенное зло и за предательства.
— Как вы можете так говорить? — спросил Алтерит, дивясь тому, что его голос не дрожит. — Неужели вы всерьез полагаете, что Исток благословит убийство в подворотне? Что одобрит уничтожение невинных сапожников и учителей?
Первый из рыцарей улыбнулся:
— Демоны наградили тебя звонким голосом и ловким языком, но это не поможет. Но если ты произнесешь слова покаяния, то не сгоришь в огненных озерах ада, а попадешь в рай.
— Если в аду обитают такие, как вы, то уж лучше отправиться в ад.
Второй рыцарь сунул в ножны кинжал и вытащил из-за пояса некий странный инструмент, похожий на щипцы с острыми, изогнутыми зубьями.
— Что это? — испуганно спросил Алтерит.
— Я пообещал сиру Гайану, что принесу ему твой лживый, грязный язык. Я бы мог вырвать его у мертвого, но теперь вижу, что ты заслуживаешь наказания за свои оскорбления.
Ноги у учителя .стали подгибаться. Первый рыцарь сделал шаг вперед, схватил его за горло и приподнял.
— Ну и ну, — прозвучал неподалеку негромкий, но твердый голос. — Какая же вы неприятная парочка.
Рыцарь со щипцами резко повернулся, и Алтерит увидел темную фигуру, отчетливо вырисовывающуюся на фоне освещенной луной улицы. Незнакомец был в плаще, голову его покрывал капюшон, а вот оружием он, похоже, не располагал.
— Уходи, бродяга, — сказал рыцарь. — Тебя это не касается.
— Да, я бродяга, но славлюсь не этим, — спокойно и даже любезно отвечал незнакомец.
Рыцарь убрал за пояс жуткие клещи и снова вытащил из ножен кинжал.
— Дурень, это твой последний шанс. Уходи или праведный гнев положит конец твоей несчастной жизни.
— А это уж не учитель ли? — продолжал человек в плаще. — Никогда он мне не нравился. Только и делал, что гонял моего племянника. Надо же, как ошибочны бывают скороспелые суждения. Подумать только, защищает горскую женщину и даже кнута не боится. А теперь, мои мышата, добродушие во мне иссякает. Ночь холодна, и мне хочется есть. Так что убирайтесь отсюда, пока целы, а то можете испортить свои милые личики.
