— СВОБОДЕН! СВОБОДЕН! СВОБОДЕН!
И замершая на нартах фигурка вздрагивает как от удара, выпрямляется… а затем горбится, прячет закутанное лицо в самодельных варежках и начинает трястись в несдерживаемых рыданиях, а за его спиной спешно закрываются приветственно открывшиеся специально для него врата.
Я опять ухожу, привычно гася эмоции. Добредаю до подходящего места неподалеку от Бункера и устраиваюсь на очередной ночлег снаружи, тщательно обустраивая свое логово. Всю ночь я буду дремать, жевать полоски мяса, пить остывающий чай и думать… думать… думать…
***
Давно ожидаемое приглашение на чаепитие состоялось ранним утром, когда я вернулся в Бункер, таща за собой груженные дровами нарты. Тут мне и передали весточку от Михаила Даниловича. Что интересно — местом для встречи был выбран Центр. В подобных приглашениях, когда специально выдерживалась нарочитая пауза, нет ничего случайного и ясно, что Центр выбран как некая золотая середина. Замок намекал, что они готовы поддаваться, но при этом себе цену знают и поэтому обе стороны должны пойти на некоторые взаимные уступки.
Переговоры — это прекрасно. Поэтому я сделал свой ход, предварительно приняв душ и одевшись во все цивильное, но не став на этот раз делать своим внешним видом и запахом упор на то, что я постоянно рискующий своей жизнью охотник.
Нейтральное место. Нейтральный внешний вид. Даже у Михаила Даниловича, что опять пришел один, красуясь в обычных джинсах, легких туфлях и… клетчатой теплой рубахе поверх черной футболке, виднеющейся в расстегнутом вороте. Я невольно улыбнулся… даже удивительно сколько действительно влиятельных людей нашего мира предпочитают в неформальной обстановке носить именно такие вот клетчатые рубахи. Вроде мирно и нейтрально… но на самом деле сама по себе клетчатая рубаха вкупе с загородной обстановкой уже стала синонимом «неформальных переговоров о важном». Впрочем, это лишь мое субъективное мнение…
Пожав мою руку — я первым протянул ее для рукопожатия — глава Замка уселся напротив и удовлетворенно кивнул:
— Бодр, здоров, улыбаешься, а Холл пока не судачит про страшные фантомы и слизь в супе. Прямо идеально… но улыбка хитровата…
— Да нет — я улыбнулся чуть шире — Это никак не связано с нашим разговором. Просто воспоминание.
— Воспоминания — это хорошо. Если они приятные. Поговорим?
— Конечно — спокойно ответил я — Ради этого мы и выбрали этот тихий столик, верно?
Столик на двоих, накрытый темной скатертью, находился в десятке крупных шагов от входа в Замок, что усиливало впечатление, будто дворянин выбрался из родового гнезда на пикник… прямо перед парадным входом. Два стакана с чаем, две тарелки наполовину заполненные какой-то приятно пахнущей цветастой мешаниной. Будь мы в родном мире, сказал бы, что мне принесли модный нынче фруктовый салат из всех уголков Земли. Стоит недешево, на вкус кисло-странно, но очень модно и при этом еще и дает полный детокс… А что в этой конкретно тарелке… я не знаю, но запах мне нравится. Чем-то напоминает запах оливье щедро сдобренным лимонным соком и черным перцем. Что ж… еще один четкий сигнал о том, что Замок, пусть и изолировавшись от других сообществ, в безделье не киснет, продвигаясь сразу в нескольких направлениях.
Не став следовать этикету, я зачерпнул ложкой угощение, попробовал и удивленно моргнул. Вкусно. Несмотря на запах, это совсем не оливье, основной ингредиент холодец, это я ощутил сразу, причем холодец правильный, деревенский, охлажденный до идеальной температуры и смешанный с овощами и травами.
Вкусно…
— Мы такое едим по праздникам — предупреждая мой вопрос, произнес Михаил Данилович — По большим праздникам.
— Вроде нашей недавней вылазки?
— Именно. Благополучно сходили, вернулись все вместе, никого не потеряв. И без… странных поступков — старик вдруг передернул зябко плечами.
Этот жест побудил меня живо поинтересоваться:
— И что за странности случаются?
— Человек что книга. Но иногда книга пустая. А иногда закрытая на семь замков — помрачнел глава Замка — Был среди нас умный дед. Девяносто три ему, а он быстр, силен, умен и про жизнь сексуальную молчит, а раз молчит — значит есть она у него. Я верил ему как себе — по деловой части. И тут вдруг… в одну из вылазок… бросился он к одну из прозрачных ядер, улучив момент, когда у фантомов заминка какая-то вышла секундная буквально и электрический шторм угас. Прижался к ядру, на наших глазах зацепился чем-то… а мы онемели! Стоим придурки придурками, пасти отвесили, пялимся во все глаза на происходящее… Только и видали мы Тимура Игнатовича…
— Погодите… он улетел на ядре в Столп? Как Мюнхгаузен что ли, уж простите за сравнение дурацкое…
— Да вряд ли… — поморщился старик — Видели, как он вкатился в казенник орудия и его закрыло крышкой вместе с ядром. Но…
— Он умер еще в дуле — кивнул я и настала моя очередь передергивать плечами.
— Еще до того, как закрылся казенник вокруг орудия опять закипел-забурлил электрический шторм. Такого не пережить…
— Что за бредовый поступок? Жуть…
— Мы нашли потом его письмо прощальное. Уже потрепанное на складках, уложенное под подушку — видать в каждую вылазку он его там оставлял на тот случай, если не вернется. А по возвращении опять убирал в личные вещи. По сути, это завещание было. Грамотное, спокойное, написанное вроде бы в здравом уме и твердой памяти, но… финальная часть убедила меня, что строки эти писал человек абсолютно спятивший. Тимур Игнатович сообщил нам в посмертной записке, что желает слиться воедино с энергетической сущностью Столпа и тем самым стать его отголоском дабы обрести истинное бессмертие. Ведь бессмертно мол не тело, но душа…
— Шепот Столпа? Его воздействие?
Михаил Данилович отмахнулся от моего предположения с некоей даже сердитостью:
— Чушь! Просто еще один старик сошел с ума! Сорок лет одиночного заключения редко какому психическому здоровью пойдут на пользу, Охотник. Сорок лет одиночного созерцания гигантского светящегося колосса за бортом кокпита… тут поневоле начнешь считать его старым приятелем. Я сам каждое свое день рождения поднимал тост за здоровье Столпа и на полном серьезе благодарил его за то, что он не сбил меня, позволив отпраздновать…
— Да уж…
— Перейдем к делу?
— Слушаю.
— Возможно ты был несколько… огорчен после моих слов о том, что холловцы сами виноваты в своих бедах.
— Почему я должен быть огорчен? — я удивленно взглянул на собеседника, ожидающего моей реакции — Ничуть. Вы можете говорить, что вам угодно, Михаил Данилович. Но я не из тех, кто слепо верит чужим словам и обвинениям. А еще я знаю, что холловцев не в чем винить.
— Среди них нет ленивых?
— А где их нет? — парировал я — Они везде. Даже в Замке, уверен, найдется хотя бы несколько из тех, кто предпочитает побыстрее избавиться от нудного поручения, выполнив его кое-как или просто-напросто сказаться больным и вовсе избежать его выполнения.
