А черная сетка?
При ближайшем рассмотрении оказалось, что это просто – гниение по точкам. Аура просто расползалась в этих местах, как старая тряпка.
М-да. С таким я еще не сталкивалась. А делать что-то надо.
Оборотень лежал на траве и глядел на меня умоляющими глазами. Не считая отчетливо видимой ауры, он выглядел так же, как и в реальном мире.
– Что-то серьезное?
– Да. Но будем лечить, – я храбро улыбнулась. – Только если будет больно – чур не жаловаться.
– Не буду, – оборотень улыбался, а губы у него были совсем белыми.
Надо справиться. Но как?
Есть ли молитва об удалении плесени?
Если и есть – я ее точно не знаю. Не готовилась.
Я попробовала пальцем дотронуться до одного из плесневых пятен. Хоть прикинуть, что они собой представляют. Дыры там, или что-то другое?
Ай!
Больно, мать их плесенью!
Палец словно обожгло кислотой. Но я мужественно продолжала держать его на том же месте. Пятно попробовало было переползти на меня, но куда там! Бодренько доползя до середины пальца, оно, такое впечатление, принюхалось – и так же быстро сползло обратно. А потом попыталось удрать из-под руки.
Боится?
Или…
И не давая себе даже минуты на размышление, я накрыла рукой мерзкое пятно.
И взвыла в голос от боли. Было жутко неприятно. Словно рукой попала в концентрированную кислоту. Или что-то еще такое же едкое. Ну да ничего. Справлюсь. И я накрыла второй рукой второе пятно.
Переламывать себя – это просто и ужасно.
Отпусти его, отпусти.
Не добром прошу, и не злом прошу.
Уходи. Навсегда уходи.
Исчезай, растворяйся во мгле.
Тебе нет места на этой земле.
Я не позволю тебе губить людей.
Я все равно сильней.
И сила моя – не от добра и не от зла.
Я сильна, потому что одна стою перед тобой.
Одна – но мои близкие сейчас за мной.
Надеются на меня – и я не могу уйти…
Отпусти его. Отпусти. Я стою на твоем пути.
И вдвоем нам здесь никогда не пройти.
Я шептала первое, что приходило в голову, а сама вела руками по Лешкиной ауре. И накрывала одного «слизняка» за другим. Они бились, пытались сгрудиться в кучу, уползти, но я храбро ловила их – одного за другим – и стискивала, что есть силы. Ощущение было такое, словно тискаешь живого слизня.
Проходило несколько минут – и эта гадость растворялась под моими руками. Пальцы щипало, ну да ладно. Не в первый раз. Справлюсь.
Убирайся прочь. Проливайся в ночь.
Грязным дождем, в любой водоем…
Убирайся прочь! Не тревожь никого.
Ни меня, ни его. Прочь.
Никто не сможет тебе помочь.
Я сильней. Ядовитее сотни змей.
Страшнее дрожи земли.
Смертоноснее, чем ураган вдали.
Это – только моя борьба.
Ради тех, кто должен любить.
Смеяться, радоваться, просто жить.
Навсегда уходи. Навсегда – уходи.
Слова как-то помогали. Здесь все – помогало мне. Я шептала – и отзывался воздух, шелестела трава, водили ветками деревья, щедро делясь со мной силой. И становилось спокойно и уютно. Даже когда руки огнем горели. Здесь я – дома.
Сколько прошло времени? Много? Мало?
Я не знала.
Но зато Лешка был чист, как свежевыпавший снег. И я кое-как потянула его обратно в реальность.
Безумно хотелось остаться на поляне. Лечь прямо в высокую траву, глядеть, как колышутся под ветром солнечные головки одуванчиков – и ничего не делать. Ни о чем не думать. Но я знала – нельзя. Сейчас я потратила много сил. Если я останусь здесь, восстановление пойдет намного медленнее. А если я приползу сюда вконец израненной и ослабленной – это меня просто убьет.
Даже не убьет.
Я просто останусь здесь навсегда. Прорасту. Пущу корни. И буду глядеть на пришедшего к лесному озеру очередного волшебника сотни лет спустя. Шелестеть листвой и тянуть руки-ветви. Нельзя сказать, что меня пугает такая перспектива. В смерти пугает – неизвестность. Или то, что нас потом уже не будет. А чего бояться мне? Это ведь все равно буду – я. Просто меня уже ничего не будет волновать.
Ладно! Не время для таких мыслей!
Я собралась – и вывалилась в реальность.
Мы лежали на ковре. Вдвоем. И даже в обнимку. Мои руки весьма интимно находились на теле оборотня. Одна – на плече. Второй я крепко сжимала его запястье.
И тянула за собой. То есть это на поляне – за собой. А здесь – просто на себя. М-да.
Я тут же разжала пальцы – и отвалилась.
Кто-то (разумеется, Валька) ловко приподнял меня с ковра – и к моим губам поднесли здоровущую чашку крепкого и сладкого чая. Я выхлебала ее в три глотка, обожгла язык и попросила еще.
Получила еще чашку, выпила чуть помедленнее – и подмигнула оборотням.
– Ребята, перетащите меня в спальню – и больше я вас не держу. Дверь отлично захлопнется сама. Я отосплюсь – и вечером приползу к Мечиславу с отчетом.
– Позвонишь мне – я за тобой приеду.
Валентин подхватил меня на руки и потащил в спальню. Я вздохнула. Если бы это был Даниэль…
Впрочем, страдать особо не получилось. Страдать хорошо, когда ты сытый, выспавшийся и довольный жизнью. Вот как разные аристократы. Чего у них были популярны самоубийства? А делать им было нечего – вот и все. Зажрались. Живет какая-нибудь фифа или… Как это в мужском роде? Фиф? Фифун? Фифон? А, не важно. И все у него есть, включая кобылье молоко и трусы с лампасами. Чего еще пожелать? Ясное дело, адреналинчику. Нервишки пощекотать. Вот тебе и дуэли и самоубийства. А почему не было самоубийств среди бандитов, нищих, воров… да вообще в бедных кварталах?
Потому что.
Когда целый день ишачишь ради горбушки хлеба – и думаешь, чем детей накормить – некогда раздумывать. Работать надо.
Это я к чему?
А к тому, что у меня тоже не получилось страдать. Я заснула – а еще вернее сказать – вырубилась, прежде чем моя голова коснулась подушки.
* * * Сссила, сссила, сссила, восссхитительная сссила, текущая ко мне, наполняющая меня…
Это создание даже отдаленно не похоже на человека. И мысли его идут другими путями. Сейчас для него важно только одно – и оно нежится в потоке прибывающей со всех сторон жизненной энергии.
Как хорошо, что я уссспел рассскинуть сссети…
