У нее не будет даже нормального посмертия.
Я не знаю, куда уходят люди. И не знаю, что происходит с нами – там. Но одно я знаю точно. Ничего хорошего такая смерть не несет. И если на Лаврика мне было плевать…
И даже трижды плевать!
Да! Я вот такая! Я не борец за права неправых! Более того, я искренне считаю, что и без Лаврика на нашей эстраде хватит поющих поп. В глаза и за глаза! И не хочу казаться лучше. Лаврик мне был никто и никак. Я его не знала. И меня не зацепила его смерть. Уж извините, при наездах Альфонсо, Лаврик, вместе со всеми своими смертями и загадками, быстро отползает место так на сотое! И я не жалею поп-певца. Увы. Кто скажет, что это плохо?
Много кто.
Я знаю, эта точка зрения достойна осуждения…
Ох, что-то меня на рифмы потянуло… эта территория зовется акватория…
Умом я осознаю, что Лаврик тоже человек. Что у него есть родители, есть любящие его люди, те, кто ждет его и к кому он никогда не вернется… Ни-ког-да.
Но – умом. А так…
Мне безразличен Лаврик.
Но меня сильно зацепила смерть Натальи.
Да, мы с ней никогда не ладили.
Но это – мой город! Моя не-подруга! И мне с ней разбираться, а не какой-то там потусторонней погани!
И как только я найду эту погань – я ей… я ее…
Слов определенно не хватало. А те, которые подворачивались под язык, были из любимого дедушкиного фольклора.
Я глубоко вздохнула. Выдохнула.
Можно удрать. Убрать руки – и не возиться с этой пакостью. Никто меня не осудит. Никто и никогда. Потому что знать буду только я.
Я буду знать.
Я обругала себя дурой, стянула куртку – и аккуратно просунула руки сквозь неширокие ячейки.
ИПФ повезло, что их экстрасенсы не слишком сильны. Были бы сильными – были бы дохлыми. Полезли, порвали, подцепили – и, скорее всего, отбросили бы лапти. А так для них эта сетка непреодолима. Для меня – преодолима, но зачем напрягаться? Надо просто посмотреть – пойдет она за трупом или нет. Если да – можно не волноваться. Если нет – надо бы все-таки ее убрать. Мало ли кого сюда занесет, мало ли что и как…
Хотя я сильно подозреваю, что эта ловушка поставлена именно на экстрасенсов. А люди без особых талантов пройдут ее как паутинку. И даже не заметят.
Надо будет проверить. Потом. А пока…
Посмотрим, чем аура второго трупа (я намеренно не думала об этом как о Наташке, так было намного легче) отличается от ауры первого.
На первый взгляд – ничем. Та же пустота. Абсолютная. Чистая. Ясная. Я бы сказала – стерильная. На скальпеле у хирурга бактерий больше, чем в трупе энергии.
А есть ли в пространстве остатки энергии?
Я прищурилась и повела взглядом по сторонам.
Нету.
То есть их вообще нет. Энергия впиталась, словно вода в сухую губку. Я пристально оглядывала ангар. По нулям. Люди сияли аурами. Экстрасенсы светились намного ярче. Ярче всех была именно девица. И по окрасу волос – теперь огненно-рыжему – и по ауре. За ней – блондин (эх, надо было его тогда чайником с кипятком приложить – и стулом добавить!). А уж потом – папа с сыном. Мелкая сошка, ползучая вошка. У них даже ауры были схожи по окраске. Вот они – были яркими.
А все окружающее пространство – тусклым.
Я смотрела на тело.
Тело было пустым.
И так же – никаких брызг энергии, ничего…
Пустота.
Я потащила руки из сетки.
– Юля? – голос брюнетки, то есть уже рыжей, нарушил мою концентрацию. Я чуть резче шевельнула рукой – и поняла, что… задеваю одно из черных пятен!
– Твою мать! – в голос выдала я.
Пятно коснулось моего запястья, вцепилось и…
Я вскрикнула от боли.
Для человека, который не чувствует, не видит – это была бы просто дурнота. А я понимала, что происходит. Я буквально чувствовала, как гнусная клякса впивается в потоки моей ауры. Саму ауру я не видела, это невозможно. Никто не может увидеть свою ауру. Но я видела кляксу и всей кожей ощущала, как мерзкая тварь намеревается искорежить все, что ей попало под… зубы?
Да нет у нее никаких зубов!
Но и того, что есть – мне хватит!
Я вырвала руки из сетки. Теперь уже ничего не важно. Сорву я ее или нет, прилипнет или нет, мне важно как можно скорее освободиться от этой дряни!
От правой руки к сердцу пополз тягучий холод. Медленный, неторопливый, острый, словно по венам поплыли осколочки льда и стекла. И я поняла, ЧТО это такое.
Это не попытка набрать силу. Это – ловушка.
Ловушка на таких, как я. Которые будут недостаточно осторожны и сделают такую глупость – дотронутся до сетки.
Черт бы побрал эту крашеную дуру!
Когда холод дойдет до сердца – я умру. Просто умру.
Ну уж нет!
Я – сильная! И не какой-то пакости меня сожрать!
Я уже уничтожила эти кляксы! Сейчас будет только чуть сложнее, я ведь сама – операционное поле. Но – не намного! Я – справлюсь! Я знаю, чего они боятся!
Одним движением я накрыла левой рукой черную кляксу. И попыталась вспомнить, как я боролась с той мерзостью на оборотне. Пальцы привычно (уже привычно) потеплели. Огня еще не было, но я знала – он не заставит себя долго ждать.
– Я сильнее тебя! Уходи!
Если бы Шарль не подхватил меня, я бы грохнулась на пол ангара.
Ощущение стало просто непереносимым. И мне показалось, что правую руку придавило громадным ледяным айсбергом, ломая кости и превращая мышцы в кровавую слизь. Из прокушенной губы потекла кровь.
Я не успею. Оно поставлено и настроено специально на таких, как я. Убирать его – мне работы на десять минут. А ему убить меня – на две минуты. Всего лишь две минуты…
Решение было как всегда абсурдным. Я резко провела рукой по лицу, собирая капли крови с подбородка.
И накрыла кляксу снова. Но уже – окровавленной рукой.
– Ты сильна. Но против своей крови, добровольно отданной крови, человеческой крови ты не устоишь! Кровью своей, силой своей, жизнью своей – сгинь, пропади! Растворись! Уходи!!!
Боль рванула руку ледяными зубами. Но на этот раз я не отступила.
Я не могла видеть своей ауры. Но отлично видела, как клякса начинает растворяться и опадать. А черные полоски, идущие от нее в разные стороны, растворяются, словно следы на песке, которые размывает прилив.
Я еще раз провела рукой по подбородку – и на загривок кляксе отправилась новая партия моей крови.
– Я – человек. И я сильнее! Сильнее, потому что в любой миг отдам свою жизнь за любимых и близких! За то, что мне дорого. А ты – ты всего лишь грязь и гнусь! И я уничтожу и тебя и твоего хозяина, – прошипела я.
